Шивон и Манн сидели друг против друга за маленьким столиком у окна в кафе на западной окраине. Он размешивал свой декофеинированный кофе с молоком, а она сделала один глоток двойного эспрессо и теперь ощущала во рту мелкие частицы кофейных зерен. Чтобы избавиться от неприятного привкуса, она достала из сумки бутылку с водой, которую принесла с собой.
– Вы это заметили, – улыбнувшись, сказала она.
– Я заметил, что он старался не встречаться со мной взглядами.
– Может, он просто стеснялся, – предположила Шивон.
Она глотнула воды из бутылки и, прополоскав рот, проглотила. Манн посмотрел на часы, которые носил циферблатом к внутренней стороне запястья. Она вспомнила, что ее отец носил часы так же, а когда она однажды спросила, почему, ответил, что так стекло меньше царапается. Хотя стекло на его часах было почти непрозрачным из-за царапин и потертостей.
– Я должен открыться в десять, – объявил антиквар.
– Вы что, не собирались на похороны?
Она имела в виду похороны Эдварда Марбера, начавшиеся почти полчаса назад в Уарристонском крематории.
Манна передернуло.
– Мне этого не вынести. И я почувствовал невероятное облегчение от того, что вы дали мне повод не присутствовать.
– Рада была помочь.
– Итак, чем могу быть вам полезным?
Две верхние пуговицы его рубашки были расстегнуты, и он просунул в раскрытый ворот согнутый указательный палец.
– Я все думаю об Эдварде Марбере. Если он обманывал… то как он это делал?
– В зависимости от того, кого он обманывал: покупателя или художника.
– Давайте рассмотрим оба случая.
Манн сделал глубокий вдох и приподнял одну бровь.
– Пять минут, вы сказали?
Шивон улыбнулась:
– Может, потребуется и меньше, смотря как быстро вы будете говорить.
Манн вытащил палец из-за ворота рубашки и снова принялся мешать свой кофе. Похоже, он вообще не собирался его пить. Когда он говорил, взгляд его то и дело останавливался на окне. Конторские служащие, шаркая ногами, спешили в свои офисы.
– Понимаете, торговцы живописью могут надувать потенциальных покупателей разными способами. Можно преувеличить известность художника или редкость и ценность работы покойного живописца. Вы можете предложить подделку – именно такие случаи обычно попадают на первые полосы…
– Вы же не думаете, что Марбер продавал подделки?
Манн задумчиво покачал головой.
– С крадеными полотнами он тоже не связывался. Но даже если бы они сбывал краденое, вряд ли кто-нибудь в Эдинбурге об этом знал.
– А это возможно?
Он перевел взгляд на Шивон.
– Такие сделки совершаются тайно. – Он заметил, как она прищурила глаза. – Под столом, – пояснил он, и она понимающе кивнула.
– Ну а как обманывают художников? – задала вопрос Шивон.
Манн повел плечами:
– Существуют несколько способов. Один из них – завысить размер комиссионных, это серьезный обман, но художник может и не понять, что его обманули.
– А каков обычный размер комиссионных?
– От десяти до двадцати пяти процентов. Чем более известен художник, тем меньше комиссионные.
– Ну а для такого, как Малколм Нельсон?…
Манн на мгновение задумался.
– Малколм хорошо известен в Англии… Коллекционеры его картин есть и в Штатах, и на Дальнем Востоке…
– Но живет он не как богатый человек.
– Вы имеете в виду его pied-a-terre? [10] В Сток-бридж Колониз? – Манн усмехнулся. – Не будьте такой легковерной. Это жилище он использует как студию. У него есть гораздо больший дом в Инвереске, и, если верить слухам, он недавно пополнил список своей недвижимости еще и домом в Перигорде.
– По-вашему, он не понес ущерба от того, что его работы не допустили на выставку колористов?
– Никакого, по крайней мере финансового.
– В смысле?
– У Малколма, как и у любого художника, есть самолюбие. И ему не нравится, когда его куда-то не допускают.
– Вы полагаете, поэтому он и обвиняет Марбера в обманах?
Манн пожал плечами. Он наконец прекратил работать ложечкой и сейчас водил кончиками пальцев сверху вниз по стеклу высокой чашки, определяя температуру кофе.
– Да Малколм и не считает себя колористом: он видит себя лидером этой группы.
– По всей вероятности, между ними произошла ссора.
– Так говорят.
– А вы в это не верите?