38 
Доктор Теодор Поллак, возмещавший проведенную в постоянных трудах молодость тем, что наслаждался преимуществами зрелости, широко улыбнулся.
— Да, она прекрасна. Не так, как Шейла, конечно. — Он посмотрел на жену, как будто увидел ее в первый раз после многолетнего перерыва. — И у Шейлы твои глаза и губы. Правда, у этой малышки твое имя.
Сьюзан улыбнулась и покраснела. Шейла могла бы поклясться, что покраснела.
— Ребекка Сьюзан — чудесный выбор, дорогая.
Шейла все таращила глаза на своих родителей. Как будто она попала в сумеречную зону между сном и бодрствованием. Или одна из ее фантазий вдруг обрела собственную жизнь. Ее детская фантазия, в которой родители вели себя не как деловитые профессионалы, а как нормальная любящая пара.
— Мама, папа, что-то случилось? Вы ведете себя так... странно. — Шейла не смогла сформулировать это более мягко.
Тед засмеялся, но ответила Сьюзан:
— Ты хочешь сказать: «не надутые»?
Шейла ни за что не стала бы оскорблять их, хотя именно это слово первым приходило в голову. Надутые. Чопорные. Замкнутые.
— Я хочу сказать, что вы изменились. Я ожидала открытку и сберегательную облигацию, а не визит.
— Сберегательную облигацию... — Эти два слова явно освежили память Сьюзан, и она взглянула на мужа: — Ты не забыл купить ее?
Шейла протянула руку прежде, чем отец успел ответить.
— Это не намек, а наблюдение. — Она сделала шаг назад, чтобы лучше рассмотреть родителей. — Так что же с вами обоими произошло?
Они переглянулись, и отец, к безмерному удивлению и удовольствию Шейлы, обнял мать за плечи.
— Мне кажется, что через тридцать пять лет брака мы наконец нашли друг друга.
—Дом был большой, но не настолько, — заметила Шейла. Здесь что-то еще.
Сьюзан удобно устроилась в объятиях мужа.
— Дом — нет, но наша работа... Ты это знаешь лучше других.
Да, работа всегда стояла у них на первом месте. Отец находился в странах «третьего мира» по полгода, оперируя детей, которые иначе остались бы искалеченными или парализованными. Мать каждую неделю принимала больных в бесплатной клинике в старой части города. Долгие часы они отдавали своим частным практикам. Все это, безусловно, проело большую дыру в ткани их совместной жизни. Но Шейла приспособилась, смирилась. Изменить что-то было невозможно. Тигры полосатые, солнце встает на востоке, а ее родители одержимы своей работой.
Что же изменилось теперь?
— Итак? Что же случилось?
Сьюзан взглянула на мужа, предоставляя объяснения ему. Для нее это было слишком болезненно.
Тед заговорил не сразу. Это был самый плохой период в его жизни. К счастью, благополучно завершившийся. Но могло кончиться иначе. Уж он-то понимал это лучше других.
— Мы думали, что у твоей матери рак груди.
Шейла впервые услышала об этом и широко раскрыла глаза.
— Мама!
Сьюзан подняла руку, останавливая поток надвигавшихся слов и вопросов.
— Мы тебе не сказали, Шейла, потому что не хотели тревожить. Опухоль оказалась доброкачественной. Чего нельзя было сказать о нашем браке, как мы поняли.
Сьюзан посмотрела на мужа явно с любовью.
— Мы оба вдруг столкнулись с совершенно непривычной гранью жизни, — продолжал отец. — Пришел момент критически все оценить, выделить самое важное.
— И самым важным оказалась семья, — подхватила Сьюзан и поцеловала Шейлу в висок с большим чувством, чем за всю ее жизнь. — Бедняжка. Ты была обделена вниманием потому, что я лечила больных, а отец улетал на полгода делать свои операции.
Шейла всегда старалась держаться за положительные стороны своего детства.
— Я очень гордилась вами, — честно сказала она.
Сьюзан нежно взъерошила волосы Шейлы.
— И была очень одинока. Теперь я понимаю. Милосердие начинается дома, а тебе его не досталось. — Она ласково посмотрела на внучку и, просияв, взяла ее на руки. — Теперь все будет по-другому. Совсем по-другому. Мы избалуем ее.
Шейла никогда не видела, чтобы мать так широко улыбалась. Только рассеянная улыбка.
— О Господи! — притворно простонала Шейла и обратилась к отцу за помощью: — Папа!..
Он засмеялся, явно наслаждаясь происходящим. Наслаждаясь жизнью с пылкостью человека, чуть не потерявшего все, что ему было дорого.
38 
