107 
Мать честная! На каждом уровне противостоящие друг другу группировки, как будто специально кто-то бомбу замедленного действия под местный социум заложил! Или это — политика сдержек и противовесов? Нет, не похоже. Сдержки и противовесы нужны там, где силы примерно равны и идеология схожа, борьба же ведется за предотвращение доминирования одной из группировок, за достижение компромисса. Здесь же напряжение между противостоящими группировками поддерживается по линии происхождения: нурман — местный, старожил — новосел. И никакие компромиссы невозможны. Рано или поздно, нижестоящая группировка должна попытаться „подправить“ положение, истребив или очень сильно ослабив группировку вышестоящую. Вон как Герасим насчет Отишия высказался — так, мол, им и надо!
И? Вывод-то какой? Очень простой: обострить противостояние можно вмешательством извне, и опираться при этом надо на нижний слой! Как пелось в одной, весьма популярной, в свое время песенке: „Кто был ничем, тот станет всем!“. А христиане, между прочим, уже накопили опыт подпольной работы. Блин, как на блюдечке с голубой каемочкой! Не увлекаетесь ли вы, сэр?..»
— Едут! — донесся с опушки леса голос дозорного.
— Всем оставаться на месте! — «тормознул» Мишка зашевелившихся, было, отроков. — Пока до нас не доедут, никому не высовываться! Урядники, расставить отроков вдоль дороги, чтобы, как выедем из леса, по одному человеку оказалось хотя бы на пару телег. И кнуты держать наготове, если кто-то из возниц дернется, сразу в разум приводить, но не убивать и не калечить! Не отвлекаться, ворон не считать! Телеги с пасеки ставим позади этих!
* * *
Телег оказалось двадцать две штуки, так что, особо напрягаться, наблюдая за возницами не пришлось, да те и не пытались что-то сделать, лишь удивленно поглядывая на выехавших из леса вооруженных отроков. Поперек седла ратника Арсения лежал какой-то мужик, зажимая рукой разбитый нос.
— Знаки какие-то под конец подавать стал! — пояснил Арсений подъехавшему Мишке. — Как думаешь, догадался о чем-то?
— Это староста, что ли? Он слева от тебя стоял?
— Да… а ты откуда знаешь?
— Литеры, которые у тебя на крестовине меча выбиты и на седле выжжены, разные, а должны быть одинаковыми.
— Неужто заметил? — Удивился Арсений. — А ты чего ж не предупредил?
— Бесполезно. Где бы вы нашли нужные мечи, седла, шлемы, сбрую? Думал, что не заметят. Да, наверняка, сразу и не заметили — наверно вы в чем-то другом себя неправильно повели, а тогда уж он приглядываться и начал.
— Эй, ты! — Арсений тряхнул лежавшего поперек конской холки мужика. — Так, что ли?
— Не ведаю, о чем толкуешь, воевода! — заныл мужик. — Не подавал я знаков никаких!
— Ну, как знаешь… — вроде бы примирительно произнес Арсений и, взмахнув рукой, обрушил латный кулак на затылок старосты.
Мужик даже не вскрикнул — обвис тряпичной куклой, а когда ратник сбросил его в дорожную пыль, остался лежать в такой позе, что никаких сомнений не осталось — покойник. Мишка обернулся, чтобы проследить за отроками, но те разобрались в ситуации сами: дважды щелкнули кнуты, им дважды отозвались крики боли, все возницы сгорбились на передках телег, испугано втянув головы в плечи.
— Рысью! — скомандовал десятник Егор. — Герасим, вперед, показывай дорогу! Шевелись, шевелись!
Герасим выскочил вперед, но через некоторое время принялся оглядываться на Мишку, словно хотел что-то сказать ему или о чем-то спросить. В очередной раз оглядев караван из трех десятков телег, Мишка убедился, что все, вроде бы в порядке и догнал Герасима.
— Боярич, зачем же он так… насмерть? Вреда же никакого от старосты не было бы.
— Война, брат Герасим. Был вред или не было, мы этого не знаем, а вот то, что он вред нанести пытался — очевидно. Если он понимал, что рискует, значит шел на это сознательно, а если не понимал — дурак. Тех, кто рискует, на войне убивают… часто, а дураков — почти всегда. Он, случаем, не из наших был, не из христиан?
— Нет, боярич, а вот среди садоводов наши есть, как бы беды не случилось…
— Народу там много?
— Меньше сотни — одиннадцать семей. Девять семей работников, семья садовода и семья винодела. Так вот: семья садовода и одна семья работников — наши, православные.
— А винодел?
— А он вообще чужак — валах, что ли… или как-то так. Волосом черен, нос как у ворона… чужак, одним словом. Боярич, ты бы сказал десятнику, чтобы помягче как-то, что ли. Хорошие люди там, я их знаю всех.
107 
