— Заткнуть баб!!!
Под звук затрещин и бабий визг Мишка нагнулся, намотал на руку пучок мокрой травы, выдернул его из земли и несколько раз в мах хлестнул Утыя мокрым комком земли и корней по лицу. Присмотрелся и повторил операцию еще раз. Сзади послышался топот копыт и голос десятника Егора:
— Чего это тут?
— Боярич чудесит опять! — раздалось в ответ. — Чего-то, видать, удумал…
После третьей серии ударов мокрым пучком травы по лицу, взгляд полеведа обрел, наконец осмысленность, и он даже попытался защититься левой рукой.
— Очнулся, урод? Слышишь меня?
Утый с ненавистью глянул на стоящего перед ним голого по пояс, перемазанного кровью отрока и неразборчиво пробормотал ругательство.
— Значит слышишь. — Мишка вытащил из подсумка бронзового лиса и поднес его к лицу полеведа. — Гляди сюда! Знаешь, кто это такой? Это — Зверь Велеса! Слыхал?
Утый непонимающе смотрел то на статуэтку, то на отрока. Мишка еще раз хлестнул полеведа по лицу и заорал:
— Слыхал, я спрашиваю!!! — Не дождавшись ответа, швырнул под ноги не нужную больше траву и ткнул указательным пальцем в сторону женщины, державшей на руках малыша. — Щенка мне! Быстро!
Отроки, стоявшие возле женщин, недоуменно уставились на боярича. Никто даже и не шевельнулся, чтобы исполнить приказ.
— Подать мне выродка! — Мишка топнул босой ногой. — Я что сказал?!
Шурша сапогами по мокрой траве, Немой вышел из-за мишкиной спины и вырвал мгновенно зашедшегося криком ребенка из рук бледной до синевы, беззвучно раскрывающей рот, женщины. Отпихнув искалеченной левой рукой сунувшуюся вслед бабу, он отшагнул назад и протянул малыша своему воспитаннику.
— Чуешь кровушку, Лис? — обратился Мишка к бронзовой фигурке, перекрывая своим голосом детский крик. — Сладкая кровушка, чистая, детская.
— Оставь дитя, злыдень!!!
Утый рванулся из рук отроков и почти вырвался, но тут Немой ударил его ногой по голени, и полевед осел на землю.
— А ты моих детей пожалел?! — проорал в ответ Мишка. — С чего мне твое отродье жалеть?
— Эй, парень… — ратник Савелий качнулся в сторону Мишки, но увидев оскаленный рот Немого, замер, не сделав и шагу.
Мишка извлек из ножен кинжал и перехватил двумя пальцами левой руки, в которой держал лиса, ручку ребенка. Утый издал горлом булькающий звук и замер, глядя на кинжал расширившимися глазами, стоящие возле него отроки разом побледнели, а Савелий торопливо перекрестился. Сзади тоже раздался какой-то невнятный шум. Кинжал скользнул мимо детской ручки и наколол мишкин палец, но видели это только сам Мишка и Немой. Выжав на плоскую сторону клинка несколько капель крови, Мишка отпустил ребенка и провел кинжалом по морде бронзового лиса.
— Чуешь кровушку, Зверь велесов? Запомнил, чья она?
— А-к-к… — Утый силился что-то сказать, но не мог выдавить из себя ни слова, только тянулся здоровой рукой к ребенку.
— Ты! — Мишка выставил руку с кинжалом в сторону полеведа. — Или ты сейчас приносишь мне клятву на крови собственного дитя, или Зверь Велеса распорядится твоим выродком, а через него и всем твоим родом… — Мишка напряг голос и повторил: —… ВСЕМ ТВОИМ РОДОМ так, как ему Владыка Подземного Царства повелит! Ну! Не дожидайся, пока солнце взойдет, поздно будет!!!
— Н-н-н… — Утый одновременно кивал головой и делал вытянутой рукой отрицающий жест. — Н-н-не… да-а-а!!!
Полевед, размазывая капли крови, провел пальцами по подставленному кинжалу, мазанул кровью себе по лбу и невнятно забормотал. Мишка только и разобрал:
— … Рабом… навечно… на полной твоей воле…
— Сказано и услышано людьми и богами! В Прави, Яви и Нави! — провозгласил Мишка, когда Утый перестал бормотать. Потом воткнул в землю кинжал и взяв в правую руку нательный крест, поднял его между ребенком и бронзовым лисом. — Крест Святой, Животворящий ставит рубеж меж тобой, Зверь Велеса, и дитя человеческим! И быть сему рубежу нерушимым по молитве Святой, воле Божьей и заступе Царицы Небесной, длань свою милостивую над детьми невинными простирающей! А знаком верности сих слов да будет чудесное излечение плоти дитя, хладным железом уязвленной! Слава Отцу и Сыну и Святому духу, и ныне и присно, и во веки веков. Аминь!
Мишка перекрестился, отмечая боковым зрением, как замахали крестным знамением окружающие, оглянулся на Немого и сказал уже обычным голосом: