109 
Сколько вышло поспать, Мишка не знал, но поданный свистом сигнал «Тревога», заставил схватиться за оружие еще до того, как удалось разлепить глаза. Сквозь шум дождя со стороны реки раздавались какие-то суматошные крики, потом еще раз повторился тревожный свист. Мишка, как был в одних штанах, взвел самострел, застегнул на себе оружейный пояс и, махнув прямо из телеги на спину Зверю, поддал ему босыми пятками под ребра.
— Вперед, Зверь! Ну!
Вылетев со двора на улицу, Мишка уже направил было Зверя в ту сторону, откуда раздавались крики, как вдруг заметил в свете сверкнувшей молнии несколько фигур, бегущих от стоящего на отшибе дома полеведа в сторону леса. По улице метались какие-то люди, где свои, где чужие было не разобрать, поэтому Мишка не стал отдавать команд, а направил Зверя вслед замеченным беглецам, периодически высвистывая сигнал «Все ко мне!» — хоть кто-нибудь, но должен был услышать.
Зверь быстро догонял бегущих, к тому же сзади донесся конский топот и чавканье копыт по размокшей земле — кто-то отозвался на призыв — но тут, при очередной вспышке молнии, обнаружилось, что один из беглецов остановился и поджидает преследователя с топором наизготовку. В принципе, объехать пешего, оставшись вне пределов досягаемости его оружия, для конного не проблема, но противник-то собирался топор бросать! Мишка, рассчитывая на свое умение стрелять, не видя мишени, нажал на спуск и даже услышал вскрик пораженного противника, но тут же рядом с головой просвистел топор, а спустя еще мгновение чьи-то руки вцепились ему в лодыжку и сдернули со спины Зверя.
Удар о землю вышиб воздух из легких, громко лязгнули зубы, самострел вывернулся из руки и отлетел куда-то в сторону. Мишка наугад ударил в темноту ногой, никуда не попал, и тут же на него навалилась тяжелая туша, а мокрые руки, промахнувшись мимо горла, цапнули за подбородок. Одновременно, в живот уперлось что-то острое, а навалившийся сверху противник захрипел и задергался, оставив попытки вцепиться в горло. Мишка заорал от боли и ярости — что-то, пропоров кожу, врезалось в мышцы брюшного пресса — вытащил кинжал и принялся наносить один за другим удары по дергающемуся на нем телу. Каждое движение противника рвало болью живот, пока Мишке, не удалось, наконец, спихнуть его с себя. Нанеся еще несколько ударов, Мишка понял, что терзает покойника, а зацепившись рукой за хвостовик самострельного болта, торчащего из груди убитого, догадался, что это и есть тот предмет, который рвал ему кожу и мышцы на животе.
Мимо уже пролетали всадники, кто-то кричал:
— Обходи, от леса отжимай!
Другой голос отчаянно возопил:
— Яньку убили!!!
Мишка обернулся и при очередной вспышке молнии увидел, как полевед Утый[17] рубит мечом наехавшего на него отрока.
— Хр-р-р… ребят моих… Ур-рою!!!
Мишка попытался встать, подскользнулся, опять начал подниматься, и тут чьи-то сильные руки вздернули его и поставили на ноги. Даже не поняв, что подняться ему помог Немой, Мишка вырвался и бросился в ту сторону, где видел последний раз Утыя. Управились, впрочем, и без его участия — пробежав несколько десятков шагов, еще дважды упав и поднявшись, Мишка наткнулся на ратника Савелия, который, спешившись, пинал ногами лежащего Утыя, и на отроков, гнавших от леса двух женщин и несколько детей.
Увидев, как Савелий расправляется с полеведом, обе женщины заголосили, одна, державшая на руках ребенка лет двух, осталась стоять, а вторая кинулась на Савелия с кулаками, но тут же была сбита с ног беспощадным ударом латной рукавицы.
— Скажи спасибо, что его убивать не велено! — прорычал ратник. — А про тебя не говорено, убью, сука!
Догнавший Мишку Немой, схватил его за плечи и, развернув лицом к себе, принялся рассматривать его окровавленный живот.
— Отстань, царапина… — Мишка вывернулся из рук Немого и двинулся к Савелию и ворочающемуся в грязи у его ног полеведу. Совершенно неожиданно обнаружилось, что дождь уже едва накрапывает, а край уходящей в сторону тучи слегка подсвечивается розовым, так, что полной темноты уже не было.
— Ну-ка, поднимите его! — скомандовал он толкущимся рядом отрокам. — Сейчас эта гнусь за все расчет получит. И за Яньку убитого, и за… — отрока, которого Утый ударил мечом Мишка не узнал —… за все!!! Встать, угребище тухлое!!!
Утый, с помощью отроков поднялся на ноги, но было видно, что окружающее он воспринимает смутно. Правое запястье у него было неестественно вывернуто, видать, фехтовальщиком, против Савелия, полевед оказался вовсе никаким. Бабы опять заголосили дуэтом.
109 
