Особенно,... 
121 
— А с шефом ты свое решение согласовала? Макрей в курсе?
— Это моя забота, не твоя.
— А-а!.. — воскликнул Ребус, увидев, что Корбин в последний раз приветственно махнул репортерам и скрылся за дверями. — Он вошел, — добавил Ребус в телефон.
— Я, пожалуй, пойду готовиться, — отозвалась Шивон. — Должна же я изобразить удивление!..
— Ты должна изобразить приятное удивление, — поправил Ребус. — Может, заработаешь еще один плюсик в личном деле.
— Вряд ли. Я собиралась поговорить с Корбином о твоем отстранении.
— Напрасно. Все равно ничего не добьешься.
— И тем не менее… — Было слышно, как она перевела дух и прошептала вполголоса: — А вот и он, легок на помине…
Телефон заглох. Ребус убрал его в карман и нетерпеливо пробарабанил пальцами по рулю.
— Где же ты, Мейри?.. — пробормотал он.
Но не успел Ребус произнести эти слова, как из-за угла Ист-Лондон-стрит появилась сама Мейри Хендерсон, бодро шагавшая по направлению к полицейскому участку. В одной руке у нее были зажаты блокнот и карандаш, в другой — коробочка диктофона, на плече болталась большая черная сумка. Ребус несколько раз нажал на сигнал, но Мейри не обратила на него внимания. Он снова загудел — с тем же результатом. Не желая привлекать к себе внимание, Ребус оставил свои попытки и, выбравшись из салона, встал рядом с машиной. Мейри на ходу поговорила с коллегой, потом поймала за шиворот одного из репортеров и стала допытываться, что он успел заснять. Этого парня Ребус знал — кажется, его звали Мунго, когда-то давно он работал с Мейри. Не переставая беседовать с фотографом, Мейри прочла поступившее на мобильник сообщение, потом стала набирать номер. Прижимая аппарат к уху, она сделала несколько шагов подальше от толпы — туда, где в середине Гейфилд-сквер находился небольшой травяной пятачок. На траве валялись пустые бутылки, пакеты из-под картофельных чипсов и другой мусор, при виде которого Мейри недовольно нахмурилась. Потом она подняла глаза и увидела Ребуса.
Он улыбнулся. Все время, пока продолжался разговор, Мейри не отводила от него взгляда. Наконец она убрала мобильник и стала обходить травяной пятачок, но Ребус уже вернулся в машину — ему не хотелось, чтобы его увидел еще кто-то.
Несколько секунд спустя Мейри Хендерсон уже сидела рядом с ним на переднем сиденье «сааба». Свою сумку она положила на колени.
— Что нужно? — спросила она.
— И тебе также доброго утра. — Ребус снова улыбнулся. — Как газетный бизнес?
— Трещит по всем швам, — призналась она. — Интернет и бесплатные листки нас когда-нибудь доконают. Читатели, готовые платить за новости, становятся исчезающим видом.
— И доходы от рекламы исчезают вместе с ними? — догадался Ребус.
— Да. В общем и целом. — Она вздохнула.
— Значит, для свободных художников вроде тебя настали трудные времена?
— Сенсационных материалов по-прежнему хватает, только редакторы терпеть не могут за них платить. Быть может, ты заметил — некоторые таблоиды призывают читателей самих присылать им новости и интересные фотографии…
Откинувшись на подголовник сиденья, Мейри на мгновение прикрыла глаза, и Ребус неожиданно почувствовал к ней что-то вроде сострадания. Они знали друг друга уже довольно давно, на протяжении нескольких лет обмениваясь слухами, фактами и прочей любопытной информацией, но еще никогда Ребус не видел журналистку такой усталой и подавленной.
— Может, я смогу чем-нибудь помочь… — начал он.
— Ты насчет Федорова и Риордана? — Открыв глаза, Мейри повернулась к нему.
— Ну да.
— Кстати, почему ты здесь, а не там? — Она махнула рукой в сторону полицейского участка.
— Потому что я хотел попросить тебя об одном одолжении…
— То есть тебе нужно, чтобы я что-то для тебя раскопала?
— Ты хорошо меня изучила, Мейри.
— В прошлом я много раз делала тебе «одолжения», но ты далеко не всегда отвечал тем же.
— На этот раз все может обернуться по-другому.
Она устало усмехнулась:
— И эти твои слова я слышала уже, наверное, сотни раз!
— Хорошо, пусть это будет не одолжение, а твой прощальный подарок.
— Прощальный подарок? — Мейри Хендерсон пронзительно взглянула на него. — Ах да, я и забыла — тебе же скоро на пенсию.
— Считай, что я уже на пенсии. Корбин меня отстранил.
— За что?
121 
