146 
— Потрясающе, — откликнулся Ребус, глядя на темную воду под мостом. Он знал, что глубина здесь небольшая — не больше трех-четырех футов, но, насколько ему было известно, человеку, чтобы утонуть, хватило бы и этого.
— Андропов планирует перевести свой бизнес сюда, к нам, — добавил Кафферти.
— Вот не знал, что в Шотландии такие богатые залежи цинка и олова.
— Ну, может быть, не весь бизнес, но…
— Не вижу в этом большого смысла. Другое дело — если бы у нас с Россией не было договора об экстрадиции…
— А ты уверен, что такой договор есть? — Кафферти лукаво улыбнулся. — Впрочем, кто мешает Андропову попросить политического убежища?
— Боюсь, он не очень похож на диссидента или борца за права человека. Не тот формат.
Кафферти снова улыбнулся, но ничего не ответил.
— Кстати, насчет того вечера в отеле… — вспомнил Ребус. — Сначала ты выпил с Федоровым, потом сидел за одним столиком с Андроповым и с министром Бейквеллом… О чем вы говорили?
— Я, кажется, уже объяснял: когда я угощал Федорова коньяком, то понятия не имел, кто он такой.
— И ты, конечно, не знал, что Федоров и Андропов вместе выросли?
— Конечно, нет.
Ребус щелчком стряхнул пепел с сигареты.
— Итак, что же вы обсуждали с министром экономического развития?
— Готов спорить, что тот же вопрос ты задавал и Сергею.
— И как, ты думаешь, он ответил?
— Наверное, он сказал, что мы обсуждали экономическое развитие. Это, кстати, правда.
— У меня сложилось впечатление, что вы охотитесь за земельными участками. Андропов дает деньги, а ты выступаешь как его доверенное лицо.
— Все совершенно законно, — повторил Кафферти.
— Интересно, знает ли Андропов, что ты уже был землевладельцем, точнее — домовладельцем? Знает ли он о битком набитых жильцами крошечных квартирках, где не соблюдались ни правила пожарной безопасности, ни даже элементарные санитарные нормы, или о том, как ты прикарманивал и обналичивал чеки социальной службы?
— Ты, похоже, начинаешь хвататься за соломинки, не так ли? Можно подумать, тебя уже сбросили туда…
Кафферти показал на канал.
— Квартира на Блэр-стрит тоже принадлежит тебе. Ты сдаешь ее Нэнси Зиверайт и Эдди Джентри… — Всего двое жильцов, подумал Ребус, только сейчас сообразив, насколько необычно это было для Кафферти. — А Нэнси дружна с Солом Гудиром… Настолько дружна, — добавил он после короткой паузы, — что покупает у него дурь для себя и своих подруг. В тот вечер, когда Сол получил на Хаймаркете удар ножом, Нэнси наткнулась на труп Федорова, и произошло это аккурат на той самой улице, где Сол живет. — Ребус наклонился к гангстеру. — Понимаешь, к чему я веду?.. — прошипел он прямо в лицо Кафферти.
— Не совсем.
— Буквально несколько часов назад русскому консульству вдруг загорелось вывезти тело Федорова в Россию — для похорон.
— Я же говорю, Ребус, — ты пытаешься хвататься за соломинки.
— Это не соломинки, Кафферти, это цепи. И мне кажется, ты знаешь, на кого они в конце концов будут надеты.
— Ты не думал о том, чтобы самому начать писать стихи?
Кафферти говорил спокойно, но Ребус заметил, что гангстер слегка отодвинулся.
— К сожалению, в моих представлениях «Кафферти» сочетается только с эпитетами «мошенник» и «мерзавец».
Кафферти широко улыбнулся, демонстрируя работу дантиста, которая явно обошлась владельцу недешево. Потом он потянул носом воздух и зашагал к дальнему концу моста.
— Я вырос неподалеку отсюда, — бросил он через плечо. — Ты об этом знал?
— Мне казалось, что ты из Крейгмиллера.
— Да, но моя тетка и дядя жили в Горджи, они и присматривали за мной, пока мать работала. Папаша-то сделал ноги примерно за месяц до моего рождения… — Кафферти повернулся к Ребусу: — Ты ведь не из города, верно?
— Из Файфа.
— Тогда ты, наверное, не помнишь скотобойню. Время от времени из ворот вырывался разъяренный бык, тогда власти включали сирену, как при воздушном налете, а нас, детей, держали взаперти, пока не приезжали отстрельщики. Один раз я смотрел из окна и видел, как все происходило. Бык — огромный, черный зверь, весь в пене, с открытой алой пастью, из которой валил пар, — настолько одурел от свободы, что скакал и вскидывал задом, словно теленок. — Кафферти немного помолчал. — Он все прыгал и прыгал, пока приехавший охотник не всадил ему пулю прямо между рогами. Я видел, как у быка подогнулись колени, как остекленели глаза… После этого мне долго казалось, что это был я — последний в мире свободный бык.
146 
