Особенно,... 
76 
— Подтвердит, можешь не сомневаться, — сказал он уверенно.
Ребус только кивнул в ответ, а Шивон спрятала улыбку. Ей было приятно знать, что они все еще могут вышибить Кафферти из седла.
— Жертва была жестоко избита, — продолжил Ребус. — Если бы я захотел, я мог бы уже давно тебя подставить.
— Ты это любишь — подставлять ни в чем не повинных людей, я знаю. — Кафферти повернулся к Шивон. За все время допроса она нарисовала на первой странице блокнота лишь несколько палочек и крестиков. — Три-четыре раза в неделю инспектор Ребус приезжает к моему дому в этой своей ржавой консервной банке, сидит там и наблюдает. Некоторые на моем месте уже давно подали бы на него в суд за причинение беспокойства и преследование. Не так ли, сержант Кларк?.. А что, может, мне все-таки стоит добиться соответствующего судебного постановления, согласно которому инспектору Ребусу запрещено будет приближаться ко мне меньше чем на милю?
— О чем вы говорили? — спросила Шивон спокойно.
— Мы?.. А-а, ты снова об этом несчастном русском… — разочарованно протянул Кафферти. — Насколько я помню, он сказал что-то насчет Эдинбурга. Мол, чертовски холодный город. Я не мог с ним не согласиться.
— Мне кажется, Федоров имел в виду не столько погоду, сколько людей.
— И даже в этом случае он все равно был прав. Я, разумеется, не имею в виду вас, сержант Кларк. В этом царстве холода и мрака вы — наш единственный луч света. Но большинство жителей Эдинбурга — в особенности те, кто прожил здесь всю жизнь, — в конце концов становятся чертовски мрачными и замкнутыми. Разве ты не согласен со мной, Джон? Один парень как-то сказал мне: это, мол, потому, что мы, шотландцы, постоянно подвергаемся вторжению извне. Речь идет, разумеется, не о военном нападении, хотя это в нашей истории тоже бывало. Нет, все дело в незаметном, но постоянном проникновении, тихом, где-то даже приятном… не лавина — тонкий ручеек. И все же оно сделало нас излишне раздражительными — одних меньше, других — больше, но всех. — И Кафферти лукаво покосился на Ребуса.
— Ты так и не объяснил, зачем тебе понадобилось снимать номер в отеле, да еще платить за него, — сказал инспектор.
— А мне казалось — я объяснил, — парировал Кафферти.
— Только в том случае, если ты держишь нас за полудурков.
— Согласен. «Полудурки» — это, пожалуй, слишком… — Кафферти усмехнулся, а Ребус засунул руки глубоко в карманы, чтобы никто не видел, как он сжимает кулаки. — Послушай… — Казалось, Кафферти вдруг утратил всякий интерес к игре. — Я поставил выпивку незнакомцу, потом его кто-то убил. Точка.
— Точку мы сможем поставить, только когда узнаем, кто его убил и почему, — поправил Ребус.
— О чем еще вы разговаривали? — спросила Шивон.
Кафферти закатил глаза.
— Он сказал — Эдинбург холодный город, я ответил — да. Он сказал, что в Глазго теплее, я сказал — наверное. Потом принесли его коньяк, мы чокнулись, выпили… Кстати, сейчас я вспоминаю, у него в руках что-то было. Кажется, компакт-диск…
Да, подумал Ребус. Компакт-диск, который Риордан передал Федорову, когда они ели в индийском ресторане. Двое мужчин сидели за столом и болтали, а теперь оба мертвы… Он все сжимал и разжимал кулаки. Сжимал и разжимал. Кафферти в его глазах был воплощением всего, что начиналось совершенно нормально, а потом вдруг шло наперекосяк. Неудачи, нераскрытые преступления, рассыпавшиеся дела, исчезнувшие свидетели — за всем этим стоял Кафферти, который был не просто песчинкой, которая, попав в устрицу, противно хрустит на зубах. Он портил, отравлял, загрязнял все, до чего только мог дотянуться.
«И я ничего не могу сделать, чтобы отправить его за решетку!..» — тоскливо подумал Ребус.
Ничего, если только не вмешается Провидение, в которое он не очень-то верил, и не даст ему еще один — последний — шанс добиться своего.
— На трупе не было никакого диска, — сказала Шивон.
— Когда Федоров уходил, диск был при нем, — заявил Кафферти. — Я видел, как парень сунул его в карман. — И он похлопал себя по правой стороне.
— Ну а с другими русскими вы в тот вечер встречались? — поинтересовался Ребус от двери.
— Вообще-то мне действительно показалось, что кое-кто в баре говорит по-английски не совсем чисто, но я решил, что это гэльский выговор. Ну а когда эти ребята затянули песни, я понял, что мне пора на боковую.
— Федоров разговаривал с кем-нибудь из них?
76 
