103 
— Я бы предложил вам, но мне самому нужно выпить весь кофейник, чтобы проснуться. — И Торсон подлил себе еще кофе.
Линли и Хейверс сели за хромированный столик возле застекленных створчатых дверей. За ними виднелся просторный садик с террасой, где на плиточном полу расположилась садовая мебель. Поодаль был виден широкий шезлонг. В нем лежало смятое, размякшее от влаги одеяло.
Линли задумчиво перевел взгляд с шезлонга на Торсона. Тот тоже смотрел через окно кухни на мебель в саду. Затем медленно взглянул на Линли, и на лице его не дрогнул ни единый мускул.
— Мы, кажется, вытащили вас из ванной, — сказал Линли.
Торсон сделал еще глоток. На шее у него висела плоская золотая цепь. Она змеей обвивала грудь.
— Елена Уивер была беременна, — произнес Линли.
Торсон наклонился через стол, раскачивая кружкой. Вид у него был совершенно незаинтересованный, скорее, умирающий от скуки.
— Подумать только, я лишен возможности отпраздновать вместе с ней это замечательное событие.
— А вы планировали праздновать?
— Да откуда мне было знать?
— Я думал, вы в курсе.
— С чего бы?
— С того, что вы были с ней вечером в четверг.
— Я не был с ней, инспектор. Я был у нее. Вот в чем разница. Для вас, наверное, неуловимая, но все же существующая.
— Разница-то есть. Но дело в том, что Елена узнала о своей беременности в среду. Хотела ли она увидеться с вами? А может, вы хотели?
— Я сам к ней заехал. Без договоренности.
— А-а.
Торсон сильнее вцепился в кружку.
— Я понял. Ну конечно. Я был нетерпеливым папашей. Все ли хорошо с нашей крошкой, дорогая, начинаем складировать памперсы, золотко? Я правильно понял ход ваших мыслей?
— Нет. Не совсем так.
Хейверс перевернула страничку в своем блокноте.
— Если бы вы были отцом, вам захотелось бы узнать результаты теста. В том случае, если отцом были именно вы. Учитывая обстоятельства.
— Какие обстоятельства?
— Я имею в виду обвинения в домогательстве. Беременность очень убедительное доказательство, не правда ли?
Торсон хохотнул:
— И что же я сделал, по-вашему, сержант? Изнасиловал ее? Срывал с нее одежды? Накачал ее наркотиками и бросился на нее?
— Вполне может быть, — ответила Хейверс, — но мне кажется, соблазнение больше в вашем духе.
— Не сомневаюсь, что на эту животрепещущую тему вы напишете не один трактат.
— У вас уже были проблемы со студентками? — спросил Линли.
— Что значит «были проблемы»? Какие проблемы?
— Проблемы а-ля Елена Уивер. Вас раньше обвиняли в домогательстве?
— Разумеется нет. Спросите в колледже, если вы мне не верите.
— Я говорил с доктором Каффом. Он подтверждает ваши слова.
— Но вам его слов недостаточно. Гораздо интереснее верить россказням паршивой глухой шлюшки, которая раздвинет ноги или откроет рот для любого идиота, если тот захочет.
— «Паршивая глухая шлюшка», — повторил Линли, — интересные слова вы подобрали. Вы считаете, что Елена Уивер была неразборчива в связях?
Торсон вернулся к кофе, налил еще кружку и не спеша отпил.
— Слухи ходили, — наконец произнес он, — колледж маленький. Там постоянно сплетничают.
— Так если она и являлась, — Хейверс демонстративно покосилась на своей блокнотик, — «паршивой глухой шлюшкой», почему бы и не оприходовать ее самому, как делали все остальные? Почему бы самостоятельно не прийти к выводу, что она, как вы изволили выразиться, — и снова Хейверс наигранно прищурилась, читая свои записи, — ах да, вот, нашла, «раздвинет ноги или откроет рот» вам навстречу? В конце концов, она сама была не прочь. Такой мужчина, как вы, без сомнения, предложил бы ей нечто большее, чем просто удовлетворение.
Торсон покраснел до ушей. Его лицо по цвету почти сливалось с аккуратными красновато-рыжими волосами. Совершенно спокойным голосом он наконец произнес:
— Мне очень жаль, сержант. Не могу вам ничем помочь, несмотря на все ваши мечты о свидании. Я предпочитаю худеньких женщин.
Хейверс улыбнулась, но не от удовольствия или удивления, а от того, что преследуемая жертва наконец-то попалась:
— Таких, как Елена Уивер?
—Djavla skit![25] Может, хватит?
— Где вы были в понедельник утром, мистер Торсон?
— На факультете английского языка.
— Я имею в виду раннее утро. Между шестью и половиной седьмого.
— Спал.
— Здесь?
— А где мне еще было спать, по-вашему?
103 
