50 
* * *
Уже ни для кого не было секретом, что страсть отца к Анне Болейн испарилась. Да он и не скрывал этого.
По мере того как ее звезда угасала, моя… не то чтобы взошла, но ее уже можно было различить на небосклоне дворцовых интриг. Логика придворных была проста – если король решит порвать со своей наложницей, то брак с королевой уже не будет считаться недействительным. Вообще от Его Величества можно ждать всего, и на всякий случай к его дочери стоит относиться с большим вниманием, чем прежде.
После стольких тягот, которые мне пришлось пережить, я почувствовала облегчение. Мои слуги уже не боялись общаться с прислугой королевского двора и с внешним миром, и я стала лучше ориентироваться в обстановке.
Однако напряжение усилилось, когда стало известно, что Анна снова беременна. Снова на карту было поставлено слишком многое – от того, кто родится, зависела не одна судьба.
Я очень беспокоилась о матери – стоял холодный декабрь, и в продуваемом всеми ветрами Кимболтоне ей должно быть совсем плохо. Я знала, что она никогда не оставляла молитвы, стоя на каменном полу, испытывая ужасную боль, но мужественно перенося все. И тут одна из моих служанок шепнула, что к королеве поехал посол Испании.
– Но к ней же запрещено пускать кого бы то ни было!
– Король разрешил, потому что…
Я похолодела.
– Потому что королеве очень плохо?
Служанка кивнула.
Но после визита Чапуи королеве стало лучше, и та же служанка сообщила мне еще одну обнадеживающую новость. В ночь с первого на второе января в ворота замка постучала незнакомая женщина – она просила пустить ее, так как упала с лошади и сильно ушиблась. По всему было видно, что женщина – из благородного сословия, и, несмотря на запрет, слуги пустили ее, чтобы она согрелась и пришла в себя. Каково же было удивление моей матери, когда оказалось, что это леди Уиллоубай, ее лучшая подруга, с трудом добравшаяся до Кимболтона, чтобы в трудную минуту помочь своей королеве.
Я немного успокоилась: теперь моя мать не одна, она непременно поправится, ведь у нее такая сила духа.
* * *
День 11 января навечно останется в моей памяти.
– Я пришла сообщить вам о смерти вашей матери, последовавшей четыре дня назад, – сказала ледяным тоном леди Шелтон. Она сохраняла нейтральное выражение лица, глубоко запрятав свою неприязнь ко мне из опасения, что мои позиции при дворе могут укрепиться в связи с пошатнувшимся положением Анны Болейн.
Я попросила оставить меня одну. Вошла служанка, но и ее я отправила, не в силах ни с кем разговаривать. Мое горе усиливалось тем, что некого было спросить о последних минутах жизни моей матери. Я не могла даже встретиться с леди Уиллоубай. Одевшись во все черное, я сидела одна в своей комнате, вспоминая детские годы, счастливое лицо матери, ее добрые прекрасные глаза, ее боль и решимость бороться за меня перед лицом безжалостного супруга, обрекшего ее на бесконечные мучения.
В королевском дворце траура не было. Напротив, был устроен бал и рыцарский турнир. Говорят, при известии о смерти моей матери король воскликнул: «Слава Богу! Теперь гражданская война нам не грозит!» Праздник, устроенный им во дворце, был призван показать, что наступило общественное спокойствие, благодаря силе самодержавной власти, спасшей народ от римского владычества и гражданской войны. Оба они с Анной Болейн были одеты на празднествах во все желтое, и король впервые за последние годы был весел, участвовал в турнирах, демонстрируя свое искусство владения шпагой, словно помолодел лет на десять.
Я уже перестала удивляться его жестокосердию. Но неужели и теперь, когда моя мать больше не стоит на его дороге, в нем не заговорила совесть? Неужели он ни разу не признался себе, что Катарина Арагонская была ему верной, любящей женой, никогда не желавшей и не сделавшей ему ни малейшего зла?
Мною целиком завладела мысль, что королеву отравили. А празднества, устроенные отцом, еще более усугубляли эти подозрения. Я попросила, чтобы ко мне приехал ее лечащий врач с провизором, готовившим лекарства.
Отец сначала удивился, но после разговора с Чапуи дал согласие – он не хотел обострять со мной отношения и, кроме того, старался создать впечатление, что смерть королевы была естественной, а не результатом его жестокого обращения.
Мне передали письмо от Чапуи, в которое был вложен золотой крестик, завещанный мне матерью. Чапуи желал мне мужественно перенести горе и подготовиться к любым неожиданностям.
50 
