— Плохо, очень плохо. С АРК ни черта не получится. Там эта «условная судимость» Богдановича всплывет в два счета!
— Есть шанс закрыть дело?
— Есть. Рознер и Шорников занимаются.
Аден перевел тяжелый взгляд на Донца:
— Нажми по всем каналам, Александр Владимирович. Зря мы тебя в юстицию протолкнули? Богданович должен быть чистым и непорочным, и сразу же после суда (если таковой состоится, нужно, чтобы он вынес оправдательный приговор) пусть отправляется в Архангельск. Но еще лучше дело закрыть и ни в коем случае не допустить, чтобы его материалы просочились в прессу… Теперь меня интересует дискета.
Аден посмотрел на Холмского — того самого качка со шрамом на скуле, которого Либерман-мдадший представил Каменеву в качестве владельца риэлторской конторы.
— Работаем, — ответил он. — Гера, как и обещал, нанял суперсыщика, он роет землю за гонорар, за ним установлено круглосуточное наблюдение. Как только дискета окажется у него, мы его закопаем.
— Что с фотографом?
— Фотограф сидит в сизо по подозрению. Если мы выясним, что он ни черта не снимал в Белощапове и кадров не существует, — выпустим Рудинскую. Она почти готова. Коровин просит неделю.
— Снимал, — опрокинув рюмку коньяку, уверенно заявил Холмский. — Грэм видел точно.
— Да что вы возитесь с этим козлом?! — рявкнул Мукосеев. — Можно подумать, нет других дел. Выяснится, не выяснится!.. Как вы собираетесь это выяснить?
Аден перевел вопросительный взгляд на Домоседова.
— Завтра я свяжусь с контролером из сизо Лучником. Он переведет к нему в камеру одного моего агента, тот раскрутит этого Неледина в два счета.
— Не говори «гоп», — покачал головой Холмский. — Если он на следствии молчал и позволил себя в камеру посадить, то цену всем этим доказательствам знает. И понимает, какой у него материалец в руках.
— Да нет у него ни черта! — снова заговорил взвинченный всей этой мелочевкой стратег Мукосеев. — Иначе бы его газетенка уже давно поместила фотографии, неужели не ясно? Пусть он досидит десять дней, а как только выйдет — устроим ему аварию…
— И вот тогда-то его газетенка снимки опубликует! — отверг предложение Холмский.
— Что-то я вас не очень понимаю, — окинул собравшихся мутным взглядом Донец. — По-моему, прав полковник на все сто процентов. Утопить эту Рудинскую в болоте, а Неледину уколоть пентотал — и все он расскажет, подробно и добровольно. И убивать его ни к чему, пусть себе живет.
— Кажется, я его разгадал, — выпустил в потолок струю дыма Холмский. — Если бы он намеревался опубликовать снимки, он бы сделал это сразу, как только приехал в Москву…
— И тогда бы его спросили: а что ж ты, брат, подставил свою любовницу, не вернулся за ней, не забил тревогу? Он-то, может, и намеревался, только обнаружил пропажу порнографии и сообразил, когда она исчезла, что он пусть косвенно, но виноват, — объяснил Аден.
— Вот и рассказал бы следователю, что видел, и пленку бы продемонстрировал! — не сдавался Холмский. — Но он этого не сделал, раз его посадили и раз пленка эта нигде до сих пор не всплыла.
— Может, он ее не проявил? Спрятал где-нибудь в камере хранения?
— Может быть, может быть. Ну так, сказал бы следователю: так, мол, и так! Давно бы изъяли и проявили.
— Ладно, хватит резину тянуть. Рассказывай, что ты там разгадал, я так понимаю, не это предмет нашего сбора, — недовольно поторопил Холмского Домоседов.
— Все очень просто. Он выйдет из цугундера и попытается заняться частным расследованием. Отыскать кого-нибудь из тех, кого запечатлел. Между прочим, это не очень трудно сделать: фотографии с презентации в фонде «Альтаир» опубликованы во многих газетах. Выйдет на Грэма Напрасникова — выйдет и на остальных.
— И что дальше? Станет торговаться?
— Совершенно верно! Он запросит у нас денег, мы ему их дадим в обмен на пленку. В свою очередь обменяем Рудинскую на ту же сумму у ее родителей. И сдадим фотографа. При задержании его можно уронить откуда-нибудь с крыши, а можно и не ронять. Коровин уверяет, что Рудинская будет просить о помиловании и повторять его имя, а у него найдут деньги, так что убрать их всегда успеем, полковник. Обнаружат ее в подвале какой-нибудь новостройки мертвой, привязанной к батарее, со следами побоев, а в кармане — кусок пленки, на которой фотограф ее голой наснимал.
Постепенно все расслабились, выпили еще за праздник трудящихся, обрадованные тем, что разговор, казавшийся недостойным их положения, наконец закончился. Некоторое время еще обсуждали пропажу дискеты, но тему закрыл Холмский, заверив, что за тот короткий срок, что Коренев пробыл на свободе, он мог обнародовать материалы через Интернет, а раз вот уже полмесяца они не всплыли, значит, не о чем беспокоиться. Найдет отставной муровец дискету — хорошо, а не найдет — так, может, ее и вовсе не было.