— Да ну? — удивился Введенский, хотя уже двадцать раз слышал об этом от него. — А пулемет разве не сильнее?
Посмеялись оба, поболтали о пустяках.
— Велосипед тоже дело хорошее, — одобрил физкультурник. — Все мышцы работают, дыхание глубокое развивается, и жирок завязаться не успевает. Катаетесь или целенаправленно куда следуете?
— Да нет, просто мимо проезжал, а потом вспомнил. Другу в Приморье обещал фотокарточки с нашими видами прислать. Наташа наснимала Новоселки, лес, Оку, а пленка с осени не проявлена.
— Я бы вам помог, да нужно в райцентр за химикатами смотаться. Черно-белую могу, а на цветную кое-чего не хватает.
— Да желательно бы в цвете…
— Ну тогда это в Рыбном. Там давно киоск от фирмы «Кодак» работает в универмаге на первом этаже.
— А поближе?
— Поближе… поближе тоже можно. Если в нашем КБО в фотоателье не сделают, поезжайте в Солотчу или в Козьминское. Сервис, конечно, не тот, хотя, если заплатить сверху, то сделают быстро.
Участковый Филимонов тоже любил утро. Во-первых, свежесть: Москва не деревня, к полудню от выхлопных газов и пыли, как ни стараются дворники, дышать уже нечем, а к вечеру, особенно летом, начинали плавиться мозги вместе с асфальтом. Во-вторых, утро почему-то всегда складывалось для Филимонова более продуктивно.
Николай Петрович проработал на своем участке десять лет, всех почти знал, и уже по одному тому, кто когда просыпается, с кем идет и куда путь держит, мог определить, на что обратить внимание и откуда ждать неприятностей, если таковые намечались.
Филимонов хотел свернуть с бульвара и пойти в участок, но вдруг обратил внимание, что все мальчишки-мойщики разом, как по команде, отставили ведра в сторонку на тротуар и подбежали к вишневой «восьмерке». Столпившись у дверцы водителя, они стояли и молча слушали, а потом вдруг стали рыться в карманах, сбрасывать мелочь своему конопатому предводителю, и тот протянул деньги в окошко. И когда «восьмерка» умчала в направлении Первомайской, пацаны еще долго стояли и обсуждали что-то, подсчитывали остаток заработанного; потом медленно, словно нехотя, разбрелись по рабочим местам.
Машина рэкетира по прозвищу Турок была Филимонову знакома. Правда, он, к своему стыду, не знал, что именно Турок обложил пацанов, ну да те разве ж скажут!
Турку удавалось до этого ловко «снимать» деньги с киоскерши «Роспечати», вольные торговцы вне Измайловского рынка платили Турку безропотно дань, отдавая тем самым дань собственной трусости и покупая сомнительное спокойствие. Никто из них в милицию с жалобами не обращался. Теперь вот выяснилось, что и пацаны платят Турку, и Филимонов, вспомнив о вчерашнем визите Каменева, подумал: не поможет ли Турок установить того, кто стащил портфель умершего Ариничева? Он вынул блокнот и записал: «Турок. Пацаны. Портфель».
Каменев, проспав всего три с половиной часа, встал, придерживаясь за стенку и не открывая глаз, дошел до ванной и сунул голову под кран с холодной водой. Если для Женьки такая процедура была привычной, то для Каменева это было настоящим подвигом — прежде он мог разве что выпить стакан спирта с красным перцем для полного и окончательного пробуждения.
«Вот что значит свободное предпринимательство!» — нашел он объяснение своему героическому поступку.
Побрившись, он выпил густого чифиря (кофе на Каменева нагонял сон), закусил таблеткой аспирина и отметил, что чувствует себя весьма сносно.
«Проклятый Либерман! — думал он, надевая на водолазку отутюженный Лелей пиджак. — Этак я через него и трезвенником стану!»
Лелю на работу в Дом моды он отвозить не хотел, чтобы лишний раз не показывать ее преследователям, но потом рассудил, что тем о ее существовании и образе жизни и так хорошо известно, а совместная с ней поездка только подчеркнет его спокойствие: тогда и оторваться будет легче.
— Видишь, какой у тебя муж оборотистый, — сказал Каменев жене, выезжая на проспект. — В течение суток заработал кучу денег, обменял старый «Москвич» на новую «Ниву». Теперь бы еще тебя поменять на кого-нибудь помоложе, и вовсе порядок!
— Молодая тебя не поймет, Каменев, — сказала Леля. — Молодая на тебя каждый день жалобы в милицию писать станет. И придется тебе объяснять, где ты берешь деньги и машины.
— Как это — где? — искренне удивился Каменев. — У бандитов, разумеется!
Леля махнула рукой. За двадцать-то лет совместной жизни она была готова ко всему. Он высадил ее у Дома моды, и, только убедившись, что Леля прошла турникет, посмотрел в зеркальце заднего вида.