— С тобой… которую вряд ли можно назвать леди?
— Я вас ненавижу, Джонни Сент-Ларнстон.
— Теперь ты говоришь как деревенская девчонка. Но уж лучше твоя ненависть, чем безразличие.
— У меня к вам нет никаких чувств… совершенно никаких.
— Ты не можешь понять правду. Ты знаешь, что ненавидишь меня и желаешь, чтобы я любил тебя, но чувствуешь, что леди, которой ты пытаешься стать, должна настаивать на браке, прежде чем доставить удовольствие любовнику.
Я подбежала к двери и распахнула ее.
— Даю вам десять секунд, Джонни Сент-Ларнстон. Если вы до той поры не окажетесь за дверью и попытаетесь прикоснуться ко мне, я закричу и разбужу вашего брата и его жену.
Он увидел, что я действительно сделаю, как сказала, и временно отступил. Он прошел мимо меня в коридор; в его глазах были гнев и злоба. Я ужаснулась, поняв, что он на самом деле думал, что в эту ночь я стану его любовницей.
Я вошла в комнату и захлопнула дверь. Дрожа, я прислонилась к ней. Ну как, спрашивала я себя, мне можно спокойно спать, зная, что он может войти ко мне в комнату в любое время ночи?
Я не могла вернуться в постель. Я подошла к окну и выглянула наружу. В лунном свете мне был виден газон и за ним луг с хороводом камней.
Некоторое время я постояла так. Я слышала, как часа пробили полночь. А потом я увидела Джонни. Он целенаправленно шел прочь от дома. Я стояла неподвижно, наблюдая, как он пересекает поле и направляется по дороге к поселку. Эта же дорога вела и в Ларнстон-Бартон. Каким-то подсознательным чувством я поняла, что Джонни, потери неудачу со мной, отправился к Хетти Пенгастер.
Я прокралась по коридору к комнате Меллиоры и тихо постучала в дверь. Ответа не было, и я вошла. Меллиора спала.
Я постояла несколько мгновений, глядя на нее. Какой красивой и невинной выглядела она, лежа здесь. И Меллиора беззащитна в этом доме, подумала я. Но Джастин никогда не явится в ее комнату без разрешения. Все равно Меллиора более уязвима, чем я.
— Меллиора, — прошептала я. — Не бойся. Это я… Керенса.
— Керенса! — Она вскочила в тревоге. — А что случилось?
— Уже все в порядке. Но я боюсь возвращаться к себе в комнату?
— Что ты имеешь в виду? Что-нибудь случилось?
— Ко мне приходил Джонни. Я не чувствую себя в безопасности, зная, что он может войти, когда захочет.
— Джонни! — презрительно сказала она.
Я кивнула.
— Он пытался меня соблазнить, и я его боюсь…
— Ах… Керенса!
— Не тревожься. Я хочу только побыть с тобой.
Она подвинулась, и я скользнула в кровать.
— Ты дрожишь, — сказала она.
— Это было ужасно.
— Ты думаешь… тебе надо уехать?
— Уехать? Из аббатства? А куда?
— Не знаю… куда-нибудь.
— Работать в каком-нибудь другом доме и быть на побегушках у кого-нибудь еще?
— Может, Керенса, так было бы лучше для нас обеих.
Впервые она призналась мне, что у нее тоже есть трудности, и я испугалась. В тот момент я была убеждена, что никогда не покину аббатства по своей воле.
— С Джонни я как-нибудь справлюсь, — сказала я.
— Но этот последний случай…
— Все поймут, кто виноват, если мне придется рассказать о нем.
— Ты такая сильная, Керенса!
— Мне всю жизнь приходилось самой заботиться о себе. У тебя хоть был отец, который о тебе заботился. За меня не беспокойся, Меллиора.
Она помолчала. Потом сказала:
— А может, для нас обеих, Керенса…
— Мы могли бы «жить подальше и похуже», — процитировала я.
Она коротко вздохнула, и я уловила ее облегчение.
— Где мы найдем работу для обеих сразу? — спросила она.
— Да, где?
— А в Сент-Ларнстоне, в конце концов, мы дома.
Мы немного помолчали. Потом я сказала:
— Можно, я поживу с тобой в комнате, пока он тут?
— Ты же знаешь, что можно.
— Ну, тогда, — сказала я, — мне-то бояться нечего.
Мы обе долго не могли уснуть.
Джудит, конечно, знала, что я сплю в комнате Меллиоры, и, когда я намекнула на причину, не стала возражать.
За последующие недели мы вновь сблизились с Меллиорой, потому что когда живешь с кем-то вместе, делишься и тайнами; наши отношения теперь больше напоминали те, что были у нас в доме священника, чем те, которые установились между нами в аббатстве, когда ее чувство к Джастину немного отдалило нас друг от друга.
За это время я получила письмо от Дэвида Киллигрю. Он писал, что все время думает обо мне; его мать сейчас хорошо себя чувствует, но с каждым днем становится все забывчивее; он очень занят, но не видит никакой надежды на получение прихода, что, подразумевал он, было обязательно, прежде чем просить меня выйти за него замуж. Я едва помнила, как он выглядит, и чувствовала себя виноватой, потому что у него все было так серьезно. Одно время я даже подумывала, не выйти ли за него замуж, так же, как сейчас, в глубине души, я подумывала, не выйти ли мне за Джонни Сент-Ларнстона.