Каким контрастом было то низменное влечение, которое испытывал ко мне Джонни, а возможно, и я к нему.
Сэр Джастин наконец умер, и с началом подготовки похорон атмосфера в доме разрядилась. Шторы на всех окнах были опущены; мы двигались по дому в мрачной полутьме. Но истинной печали не было, потому что никто не любил сэра Джастина, а его смерти ждали так долго.
Вопрос стоял просто: «Сэр Джастин умер. Да здравствует сэр Джастин». Слуги потихоньку перешли на новую форму обращения. Джудит стала «миледи», и, почти незаметно, вдовствующая леди Сент-Ларнстон слегка отодвинулась на задний план.
Все работавшие в доме носили на рукаве черные креповые повязки — «в знак уважения», сказала миссис Роулт. Среди прислуги собрали деньги, нас с Меллиорой тоже пригласили внести свою лепту, и было немало волнений, когда принесли венок с надписью «Распахнутся врата небесные», которую выбрала миссис Роулт.
Когда я осторожно спросила, неужели они думают, что сэр Джастин попадет на небеса, ведь, насколько я слышала, он не вел примерной жизни, ответом мне были испуганно-удивленные взгляды. Долл даже легонько взвизгнула, оглянувшись через плечо, наполовину уверенная, как она пояснила, что тень сэра Джастина войдет в кухню и поразит меня насмерть медным пестиком, который Дейзи принесла из моечной и забыла унести обратно.
Разве я не знаю, как опасно дурно говорить о мертвых? Разве я не знаю, что на умерших снисходит благодать? Неважно, что сэр Джастин брал девушек силой; неважно, что он отправлял мужчин, женщин и детей в тюрьму или на каторгу за столь невеликий грех, как нарушение границ его владений; теперь он умер, а значит стал святым.
Они меня раздражали, а духа сэра Джастина я не боялась. Но пытаться что-либо объяснять было бесполезно.
Участники похоронной процессии, облаченные в черное, выполнили свой долг; лошади в бархатных чепраках увезли свою священную ношу, и похороны закончились.
Я уже не боялась Джонни. Больше того, мне даже хотелось еще встретиться с ним. Пока сэр Джастин был так тяжко болен, я навестила бабушку и поговорила с ней о Джонни.
Она глубоко задумалась, а потом сказала:
— Раз он толковал о женитьбе, значит, уже подумывал об этом.
— Только, — ответила я, — как о чем-то совершенно невероятном.
Бабушка покачала головой и одобрительно посмотрела на меня.
— Знаешь, Керенса, — сказала она, — я готова поклясться, что если тебя одеть как надо и отвести туда, где тебя никто не знает, все посчитают тебя за леди.
Я знала, что это правда, потому что изо всех сил к тому стремилась. Это был первый и важный шаг.
— Бабушка, — сказала я, — он никогда не женится на мне. Его мать никогда не позволит. И брат тоже.
У меня сузились глаза, когда я подумала о Джастине, который теперь стал главой дома. У него была тайна — любовь к Меллиоре. Только тайна ли это? Разве прислуга уже не подозревает? Но все равно у него есть уязвимое место, и сможет ли он со своей тайной причинить мне вред?
— Это ты сейчас так думаешь, любушка. Но кто скажет, что там, в будущем? Кто б когда подумал, что ты будешь читать, писать и говорить как настоящая госпожа?
— Кто бы подумал, — повторила я. Потом схватила ее за руку: — Бабушка, — сказала я, — может, дашь мне какого-нибудь зелья…
Она отдернула руку и засмеялась, подтрунивая:
— А я-то думала, ты ученая! Ты что, забыла, как я говорила тебе? Ты сама делаешь свое будущее. Ты можешь получить, чего хочешь… если готова заплатить нужную цену за это. Каждый может сделать свое будущее. Но никогда не забывай, что придется платить, а цена порой бывает куда выше, чем ты рассчитывала, Керенса! — Она говорила очень серьезно. — Слушай, что говорю. И гляди, никогда не забывай.
Я лежала на кровати Меллиоры. Когда все в доме успокоится, я вернусь в свою комнату.
— Но разве ты хочешь этого, Керенса? — спрашивала меня Меллиора. — Ты чувствуешь себя в безопасности?
— От Джонни? — презрительно спросила я. — Не беспокойся на мой счет. Я знаю, как управляться с Джонни.
Она сложила руки за спиной и глядела в потолок. И вновь у нее появилось выражение лица, которое я иначе, как ликующим, назвать не могла.
— Меллиора, — произнесла я, — расскажи мне.
— Рассказать что?
— Что-то случилось, так ведь?
— Ты хорошо знаешь, что случилось. В доме смерть.
— Ну, вряд ли неожиданная.