— Ну, если что-то случится. Со мной.
Я вдруг разозлилась. Не на сестру, а на судьбу.
— Когда люди говорят так, то имеют в виду смерть, — проговорила я резко. — Почему ты не называешь вещи своими именами?
— О, Кэролайн, ты такая прямолинейная! И всегда такой была. Впрочем, ты права. Да, я беспокоюсь, что если я вдруг умру… Что станет с Ливией?
— Какая чепуха! С чего это ты заговорила о смерти? Ты молода. Все идет хорошо. Не ты первая рожаешь.
— Не сердись. Мне просто нужно было, чтобы ты меня успокоила в этом отношении. Ведь ты ее крестная мать. Я хотела бы, чтобы ты забрала ее к себе. Теперь у тебя такая большая собственность, ты стала богатой женщиной… Тебе это будет не обременительно. Впрочем, я в любом случае отложила кое-что для Ливии и для тебя… чтобы вы могли быть вместе. Мы все устроили с адвокатами еще до того, как я узнала о твоем наследстве. Теперь же ты получила большое состояние. Я рада за тебя.
— И за этим ты звала меня?
Она утвердительно кивнула.
Я была ошеломлена. В душе бродили какие-то смутные предчувствия, но мне казалось, что я просто наслушалась чудоковатого Джеми. И тут это заявление… Я никак не ждала этого от сестры.
— Господи, Оливия, откуда у тебя такие мысли?
— Беременность — серьезное испытание. Я просто подумала…
— Не виляй, — резко перебила я. — Я хочу знать правду.
— Мне очень трудно пришлось, Кэролайн. Все говорят, что вторая беременность наступила слишком рано…Почти все время я лежу в постели. И однажды мне пришла в голову мысль о том, что всякое может случиться… То есть, что я могу умереть…
— Оливия, нельзя жить с такими настроениями.
— Я смотрю правде в глаза. Думала, что ты поймешь.
— Но при чем тут смерть?
Она коснулась своей груди и проговорила:
— Я чувствую что-то… вот здесь. — Я растерянно посмотрела на ее руку, а она продолжала: — Насчет того, что Ливию нужно будет отдать тебе, у меня не было никаких сомнений. Я тебе полностью доверяю. С тобой ей будет лучше, чем со мной…
— Вздор. Ребенку всегда лучше с родной матерью.
— Я думаю, не всегда. У меня уже не осталось сил, чтобы заботиться о ней. Я слабая и глупая. Ты любишь ее так же, как я, а во всем остальном ты лучше. Она такая милая…
— Хватит! — вскричала я. — Я не хочу тебя слушать! Все эти разговоры о смерти… Глупости какие! С меня этого достаточно. Я только что потеряла человека, который был мне очень дорог. А теперь терять еще одного? Нет уж!
— О, Кэролайн, я так рада, что ты приехала. Мы больше не будем об этом говорить. Но сначала дай мне слово. Ты ведь возьмешь к себе Ливию, правда?
— Я не хочу говорить об… — Дай мне слово, и я больше не стану поднимать эту тему.
— Хорошо, я заберу Ливию.
Она стиснула мою руку.
— Вот теперь мне спокойно на душе. Расскажи проКорнуолл. Не о похоронах, а о том, что было до и после. Как там Яго и Поль Лэндоверы? И тот пчеловод?
Я принялась рассказывать, пытаясь говорить в шутливом тоне. Делать это мне было нелегко, ибо стоило вспомнить то беззаботное время, когда рядом всегда была кузина Мэри, как внезапно накатывало страшное осознание того, что ее уже нет и не будет…
Утешением мне была только радость Оливии от встречи со мной. С улыбкой на лице она становилась почти прежней сестренкой.
Мы поужинали в ее комнате. Потом я пожелала ей спокойной ночи и ушла к тетушке Имоджин, которой, как мне передали, тоже хотелось меня видеть.
Она встретила меня несколько более уважительно, чем прежде, к тому же не стала напускать на себя своего грозного величия. То ли это объяснялось тем, что она старела, то ли тем, что теперь я стала богатой леди, с которой надо было считаться… Я не знала точно. С ней был дядя Гарольд, как всегда старающийся быть незаметным. Он встретил меня очень сердечно.
— Как ты поживаешь, Кэролайн? — спросила тетушка Имоджин. — Ты должна быть рада тому, как все повернулось.
— Я все еще ношу траур по кузине Мэри, — холодно напомнила я ей.
— Да, да, конечно… Так, значит, ты стала весьма состоятельной дамой.
— Пожалуй.
Дядя Гарольд вставил:
— Насколько я знаю, вы с кузиной Мэри были очень близки.
Я улыбнулась ему и утвердительно кивнула.
— Это была честная женщина, — проговорил он.
— Она не имела никаких прав на Трессидор, который, естественно, должен был перейти ко мне, — сказала тетушка Имоджин. — Я ближайшая родственница. Конечно, в любой момент можно будет оспорить завещание.