Особенно,... 
88 
Линда сказала, что проголодалась. Пошел дождь, и они забежали в кафе на Васагатан, прямо напротив почтамта.
Она ела, а Валландер смотрел на нее и, когда она спросила, не хочет ли он тоже взять что-нибудь, покачал головой.
- Мама была здесь на прошлой неделе, - неожиданно сказала Линда. - Показывала своего нового поклонника. Ты его видел?
- Я больше полугода с ней не разговаривал.
- Мне он не понравился. По-моему, он больше интересовался мной, чем мамой.
- Вот как?
- Он, кажется, импортирует станки из Франции. Но говорил в основном о гольфе. Ты знаешь, что мама теперь играет в гольф?
- Нет, - удивился Валландер. - Не знаю.
Линда внимательно посмотрела на него, потом продолжила:
- И очень плохо, что не знаешь. Что ни говори, она пока самая важная женщина в твоей жизни. Она-то все про тебя знает. И про женщину из Латвии тоже.
Валландер обомлел. Он никогда не говорил с бывшей женой о Байбе Лиепе.
- Откуда ей это известно?
- Наверно, кто-то рассказал.
- Кто?
- Какая разница?
- Просто интересно.
Линда неожиданно сменила тему:
- Почему ты в Стокгольме? Ведь не затем же, чтоб повидаться со мной?
Валландер коротко рассказал о случившемся. В обратном порядке, до того дня две недели назад, когда отец объявил, что женится, а потом пришел Роберт Окерблум и сообщил, что у него пропала жена. Линда слушала внимательно, и впервые он почувствовал, что его дочь совсем взрослый человек. И в иных сферах жизни имеет куда больше опыта, чем он сам.
- Мне не с кем поговорить, - закончил он. - Если б хоть Рюдберг был жив. Помнишь его?
- Унылый такой, мрачный?
- Ну что ты, он был другой. Хотя иногда и казался суровым.
- Я помню его. Я надеялась, что ты никогда не станешь таким.
На сей раз тему сменил он:
- Что ты знаешь о ЮАР?
- Да не очень-то и много. Ну, например, что с чернокожими африканцами там обращаются почти как с рабами. И я, конечно, против этого. В народном университете у нас была встреча с одной негритянкой из ЮАР. Она такое рассказывала, что просто в голове не укладывается.
- В любом случае ты знаешь больше меня, - сказал Валландер. - В прошлом году, когда был в Латвии, я все время удивлялся, как умудрился дожить до сорока с лишним лет, ничего толком не зная о мире.
- Ты же не обращаешь внимания! Помню, лет в двенадцать-тринадцать я пыталась задавать вопросы. Но ни тебя, ни маму вообще не интересовало, что происходит за нашей калиткой. Только и разговору что о доме, о клумбах да о твоей работе. И ни о чем другом. Вы ведь поэтому и расстались?
- Ты так думаешь?
- Вы всю жизнь свели к проблеме тюльпанных луковиц и новых кранов в ванной. Вот о чем вы рассуждали, если вообще разговаривали между собой.
- А что дурного в разговорах о цветах?
- За своими клумбами вы не видели, что происходит вовне. - Она резко оборвала разговор и спросила: - Сколько у тебя времени?
- Час по крайней мере.
- Стало быть, фактически нет. Но можно повидаться попозже вечером, если хочешь.
Дождь перестал, они вышли на улицу.
- Не трудно ходить на таких высоких каблуках? - с сомнением спросил Валландер.
- Трудно. Но постепенно привыкаешь. Хочешь попробовать?
Валландер заметил, что ужасно рад ей. Внутри что-то расслабилось. Он провожал дочку взглядом, пока она, махнув на прощание рукой, не исчезла в метро.
И в эту самую минуту понял, что именно приметил днем в халлундскои квартире и никак не мог определить.
Теперь он знал, что это было.
Пепельница на полке! Совсем недавно он уже видел такую. Может, это и случайность. Но вряд ли.
Ему вспомнился вечер, когда он ужинал в истадской гостинице «Континенталь». Сперва сидел в баре. И на столе перед ним стояла стеклянная пепельница. Точь-в-точь такая же, как в гостевой комнате у Рыковых.
Коноваленко, подумал он.
Коноваленко побывал в «Континентале». Возможно, сидел за тем же столиком, что и я. И не устоял перед соблазном прихватить с собой тяжелую стеклянную пепельницу. Человеческая слабость, самая заурядная. Ему и в голову не могло прийти, что комиссар уголовной полиции из города Истад заглянет в небольшую комнату халлундской квартиры, где он временами ночует.
Валландер поднялся в свой номер, размышляя о том, что не такой уж он никудышный полицейский. Время пока не упущено. И он сумеет раскрыть бессмысленное и жестокое убийство женщины, заблудившейся на дорогах Крагехольма.
88 
