180 
— Гарольд звонил сегодня после полудня? — спросила Шейла у Филиппа, когда Линли вошел в кухню.
— Не. — Филипп тер кухонный стол посудным полотенцем, серым от старости. — Тебе надо прогнать этого парня, мам. Он для нас плохая новость.
Она зажгла сигарету, не вдыхая, положила на пепельницу и стояла, глубоко дыша, над струившимся из нее дымом
— Не могу, милый. Пинат нуждается в отце.
— Да. Ну а курить ему вредно, верно?
— Я ведь не курю. Где ты видишь, что я курю? Ты видишь у меня во рту сигарету?
— Так тоже вредно. Ты ведь дышишь! Дышать тоже вредно. Мы все можем умереть от рака.
— Все-то ты у нас знаешь. Совсем как…
— Как мой отец
Она достала из шкафа сковородку и пошла к холодильнику. На нем висели два листка, приклеенные желтой лентой. ПРАВИЛА — было напечатано на одном, ДЕЛА — на другом. По диагонали на обоих кто-то нацарапал: «Насрать». Шейла сорвала листки и внимательно посмотрела на мальчишек. Филипп занимался у плиты картошкой. Джино и Гермес возились у ножек стола. Линус засунул руку в коробку с воздушной кукурузой, оставленной на полу.
— Кто из вас это сделал? — грозно спросила Шейла. — Ну-ка, я хочу знать. Кто это сделал, черт побери?
Все молчали, косясь на Линли, словно он явился, чтобы арестовать их за это преступление. Она скомкала листки и швырнула на стол.
— Какое правило номер один? Что у нас всегда считалось правилом номер один? Джино?
Он спрятал руки за спиной.
— Уважение собственности, — сказал он.
— А чья была эта собственность? Чью собственность ты решил перечеркнуть?
— Не я!
— Не ты? Не ври. Кто затевает у нас любое озорство, если не ты? Возьми эти листки в спальню и перепиши десять раз.
— Но ма…
— И никаких отбивных и пюре, пока не сделаешь. Понял?
— Я не…
Она схватила его за руку и толкнула в сторону спальни:
— И не показывайся, пока не сделаешь то, что я велела.
Остальные мальчики лукаво переглядывались, когда он ушел. Шейла вернулась к столу и вдохнула еще дыма.
— Не могу послать это к едрене фене, — сказала она Линли, кивнув на сигарету. — Что угодно могу, а это нет.
— Я и сам курил, — ответил он.
— Да? Тогда вы понимаете. — Она достала из холодильника отбивные и положила на сковороду. Включила горелку, обняла Филиппа и поцеловала в висок. — Боже, какой ты красивый парень, ты это знаешь? Еще лет пять, и девчонки будут без ума от тебя. Будут липнуть к тебе как мухи.
Филипп усмехнулся и стряхнул с себя ее руку:
— Ма!
— Да, тебе это понравится, когда повзрослеешь. Совсем…
— Как мой отец.
Она ущипнула его за попку.
— Засранец. — Она повернулась к столу. — Гермес, следи за отбивными. Принеси сюда стул. Линус, накрывай на стол. Я должна поговорить с джентльменом.
— Я хочу кукурузу, — заявил Линус.
— Не на ленч.
— Я хочу!
— А я сказала: не на ленч. — Она выхватила у него коробку и бросила в шкаф. Линус заплакал. — Замолчи! — прикрикнула она и, повернувшись к Линли, добавила: — Как его отец. Ох уж эти греки. Позволяют сыновьям делать что угодно. Хуже, чем итальянцы. Пойдемте отсюда.
Сигарету она захватила с собой в гостиную. Остановилась у гладильной доски, чтобы обмотать истерзанный провод вокруг утюга. Ногой отодвинула в сторону огромную бельевую корзину.
— Хорошо посидеть, — вздохнула она, присаживаясь на софу с подушками в розовых наволочках. Сквозь прожженные в них дыры виднелась изначальная зеленая обивка. Стену за софой украшал большой коллаж из фотографий. Большинство из них — моментальные снимки. На некоторых были взрослые и непременно один из ее детей. Даже на фотографиях свадьбы Шейлы — она стояла рядом со смуглым мужчиной в очках с металлической оправой и характерной щелью между передними зубами — запечатлены маленький Филипп, наряженный как носитель колец, и Джино, которому было года два.
— Ваша работа? — поинтересовался Линли, кивая на коллаж
Она изогнула шею, чтобы взглянуть, что он имел в виду.
— Вы спрашиваете, я ли это сделала? Да. Мальчики помогали. Но в основном я сама. Джино! Возвращайся на кухню. Ешь свой ленч
— Но листки…
— Делай, что я говорю. Помоги своим братьям и заткнись.
Джино поспешил на кухню, бросил осторожный взгляд на мать и опустил голову.
Шейла стряхнула пепел с сигареты, подержала ее под носом, а когда снова положила в пепельницу, Линли спросил:
180 
