— Нет, — ответил я сквозь душившие меня слезы.
— И вы его не выроните ненароком?
— Нет, нет, можете быть в этом уверены!
— И вы передадите его моему брату?
— Да, лично из рук в руки.
— Моему брату Шарлю, старшему. Его зовут так же, как и вас, легко запомнить.
— Ему и никому другому.
— Постарайтесь сделать это! Итак, он будет расспрашивать вас о том, как я умер, и скажет: «Мой брат был храбрецом», и когда настанет его черед, он умрет так же, как я.
Мы подошли к месту, где дороги расходились. Одна вела в главный штаб генерала Пишегрю, другая — в крепость, куда мы и свернули.
Я пытался заговорить, но слова застревали у меня в глотке. Я умоляюще посмотрел на вашего брата. Он улыбнулся.
— Капитан, — сказал он, — я прошу об одной услуге.
— О какой? — спросил капитан. — И если она в моей власти…
— Возможно, это просто маленькая слабость. Я надеюсь, все останется между нами, не так ли? Перед смертью я хотел бы обнять земляка. И я, и этот молодой человек — мы оба из Юра. Наши семьи живут в Безансоне и дружны между собой. В один прекрасный день он вернется домой и расскажет, как мы случайно встретились и он был со мной до последней минуты.
Капитан посмотрел на меня, я плакал.
— Черт побери, — сказал он. — Ну, если это доставит вам удовольствие…
— Не думаю, чтобы это доставило особенное удовольствие ему, но мне будет приятно.
— Тем более, что об этом вы и просите.
— Итак, вы согласны? — спросил пленник.
— Согласен, — отвечал капитан.
— Видите, — сказал он мне, — пока все идет отлично.
Мы поднялись на холм, нас узнали и опустили подъемный мост.
Некоторое время мы ждали во дворе, пока вернется капитан, отправившийся к генералу, чтобы сообщить о нашем прибытии и передать приказ о приведении приговора в исполнение.
Через несколько минут он появился в дверях.
— Ты готов? — спросил он у пленника.
— Когда вам будет угодно, капитан, — отвечал тот.
— Не хочешь ли ты что-нибудь сказать напоследок?
— Нет, но я хотел бы вас кое о чем попросить. Собственно, просьбы три.
— Я их исполню, если они в моей власти.
— Благодарю, капитан.
Капитан подошел к вашему брату.
— Можно служить под разными знаменами, — сказал он, — но мы все французы, и храбреца видно сразу. Чего ты хочешь?
— Во-первых, чтобы меня развязали, а то я похож на вора.
— Справедливая просьба, развяжите его.
Я бросился к графу и развязал его раньше, чем кто-либо успел подойти к нему.
— О, как хорошо! — сказал граф, вытягивая и разминая руки под плащом. — Как хорошо быть свободным.
— Чего еще ты хочешь? — спросил капитан.
— Я бы сам хотел скомандовать «пли!».
— Ты сам отдашь приказ. Дальше?
— И я хотел бы передать что-нибудь семье на память обо мне.
— Ты знаешь, что нам запрещено брать письма у приговоренных за политические преступления. Что-нибудь другое можно.
— О, я не хочу доставлять вам хлопот. Мой юный земляк Шарль, который с вашего разрешения будет провожать меня до места казни, позаботится о том, чтобы передать моей семье не письмо, а какую-нибудь вещицу, которая принадлежала мне. Да вот хоть эту шапку.
— Это все? — спросил капитан.
— Ну да, — ответил граф, — пора. У меня начинают мерзнуть ноги, а я этого терпеть не могу. В путь, капитан! Я полагаю, вы идете с нами?
— Это мой долг.
Граф поклонился ему, обнял меня, смеясь, за плечи, как человек, довольный удавшимся делом.
— Куда идти? — спросил он.
— Сюда, — сказал капитан, становясь во главе колонны.
Мы двинулись следом.
Мы прошли мимо потайного хода и попали во второй двор, вдоль стен которого прохаживались часовые. Противоположная стена на высоте в человеческий рост вся была исцарапана пулями.
— Ага, вот мы и пришли! — сказал пленник.
И сам пошел к стене. Дойдя до нее, он остановился. Секретарь суда зачитал приговор. Ваш брат кивнул, признавая его справедливость, и сказал:
— Прошу прощения, капитан, мне нужно сказать пару слов самому себе.
Капитан и солдаты поняли, что он хочет помолиться, и отошли. Некоторое время он стоял неподвижно, скрестив руки и склонив голову на грудь. Его губы беззвучно шевелились. Затем он поднял голову, он улыбался. Он обнял меня и, обнимая, тихо сказал слова Карла I:
— Помни[59]!
Я заплакал и опустил голову. Твердым голосом он скомандовал: