Особенно,... 
40 
Наконец — ох как нескоро наконец — он согласился, потому что понял: они говорят правду. Америка нуждается в ком-то, кто поможет принцессе, а запасы полезных ископаемых ее страны и стратегическое расположение Ланконии были очень важны для исхода войны.
Он был совершенно истощен эмоционально и физически, когда вошел в комнату заседаний, где его ждали несколько крупных шишек — армейских и флотских. Кто-то пожалел его и дал ему стул, и он немедленно повесил голову и уже почти спал, когда был разбужен принцессой, отдававшей ему приказы, словно он был ее лакеем.
С каким бы удовольствием он свернул ее маленькую шею! Ему пришлось согласиться помочь ей вернуть свою страну — это было нужно ей, а она еще имела наглость и цинизм унижать его.
Всю короткую церемонию она стояла как мученик, готовящийся к принесению себя в жертву. Джей-Ти видел, как остальные бросали на него враждебные взгляды, словно он делал нечто ужасное этой милой женщине. «Милой… ха!» — так и подмывало его проорать им в их кислые рожи. Он и так уже спас ей жизнь, истратил на нее деньги, получая при этом в ответ одни только хамские реплики, но это его они считают злодеем!
Даже военнослужащие из женской вспомогательной службы смотрели на него враждебно, и это бесило его. У него никогда не было проблем с женщинами. Дома его семья была самой богатой в городе, он и его братья не были образинами. И он легко общался с девицами. До этого момента все было чудесно. Но с тех пор, как он узнал эту принцессу, похоже, каждая женщина смотрела на него так, словно он был воплощением дьявола. Насколько он знал, он не сделал ничего плохого. Он спас ее от смерти и даже согласился жениться на ней — и что же? Все ведут себя так, словно он сделал что-то омерзительное.
После церемонии он хотел только спать. Было сущим наказанием везти принцессу назад в отель. Она не вела его и отказывалась идти за ним. Каждые две минуты он должен был оглядываться, чтобы убедиться, что она все еще с ним, а ее обычно не было, и тогда ему приходилось возвращаться и выуживать ее. Он едва добрался до кровати, прежде чем заснул мертвецким сном.
Когда зазвонил телефон и какой-то человек сказал, что ее задержали за кражу в магазине, это казалось уже просто последней каплей дерьма этой проклятой недели. Так нет! Он еле дотащился до полицейского участка — и увидел ее заносчивый взгляд; словно она ожидала, что кто-то должен прийти и вытащить ее оттуда.
Конечно, она не произнесла ни слова благодарности за то, что он снова спас ее. Она сидела и смотрела, словно дожидаясь, что перед ней расстелят красную ковровую дорожку.
В отеле он почти извинялся перед ней. Он старался объяснить ей, как он устал, как голоден, но как об стенку горох. Наверно, ее сделали из мрамора. Ее идеально правильное маленькое лицо застыло в холодной идеально скроенной маленькой маске.
Он заказал обед, а потом должен был еще и показывать, как работают водопроводные краны. Он решил сразу положить конец ее прихотям, пока она не успела превратить его в горничную.
Он был рад избавиться от нее, когда услышал стук в дверь. Она сидела в ванной все время, пока он ел. Он испытывал легкие угрызения совести оттого, что съел все четыре обеда, и собирался предложить ей заказать себе еще еды, но кровать, казалось, звала его. Он заснул быстрее, чем она вылезла из ванной.
Кто-то орал «Готова!» ему в ухо. Он внезапно проснулся, резко сел и решил, что это еще один пожар в отсеке боеприпасов. Прошло несколько секунд, пока он понял, где находится.
Принцесса лежала рядом с ним, натянув на себя какой-то навороченный розовый балахон; ее кулаки крепко сжаты, а ноги прямо выпрямлены, все ее тело было таким жестким, словно она была из стали. Ему понадобилось еще несколько секунд, чтобы понять — она ждет, что он воспользуется ею. Он никогда еще не видел такой нежеланной женщины, как эта холодная бесчувственная кукла.
Он не знал, смеяться ему или беситься. Он рассвирепел от мысли, что она, похоже, преспокойно низвела его до роли самца, который не сможет сдержать себя при виде красивой женщины в своей постели, да еще и в оголенной донельзя, тонкой, как паутинка, ночной рубашке, обтягивающей и подчеркивающей каждый изгиб ее аппетитных форм.
Он помнил, что чертыхался на нее.
Выражение ее лица не изменилось — разве может быть подвижным мрамор? Она встала с кровати и ушла из комнаты.
Мгновенно он почувствовал себя виноватым, словно это он сделал что-то плохое. Он лег на живот и треснул кулаком по подушке. Если бы она могла просто улыбнуться ему, просто показать, что может быть живой. Если бы она была живой — вот в чем все дело. Он не смог сразу снова уснуть.
40 
