Особенно,... 
78 
Клер сняла компресс с лица Тревельяна и медленно отодрала бакенбарды.
— Чем вы их прикрепили?
— Оман дал мне какую-то дрянь.
Когда бакенбарды были сняты, Тревельян повернулся к Саре Энн, которая смотрела на него не мигая, как змея на добычу.
— Клер, — обратилась она к сестре самым серьезным тоном, — мне кажется, он самый красивый мужчина на земле.
— Какое прелестное и умненькое дитя, — одобрил ее Тревельян.
Клер застонала, потом повернулась к Саре, придав лицу суровое выражение.
— Не говори ему ничего подобного. Он совсем не похож на других мужчин: путешествует по всему свету и поступает с женщинами так… У него нет ни сердца, ни души. Он просто наблюдает жизнь. Может себе позволить представиться священником и совершить обряд бракосочетания. Для него это не более чем шутка. Вся жизнь — игра. Он не живет, а лишь исследует!
Этот пылкий монолог не произвел никакого впечатления ни на Тревельяна, ни на Отродье. Они продолжали смотреть друг на друга.
— Вы путешественник и исследователь? — спросила Сара Энн.
— Да, мне пришлось кое-что повидать.
— Я читала, — начала было девочка.
— Отродье! — вскричала Клер. Но та не обратила внимание на ее призыв. Она не могла отвести взгляд от Тревельяна. Клер встала между ними. — Моя сестра не прочитала за свою жизнь ни одной страницы. Она запугивает своих гувернанток, и они ничего не требуют от нее. Она…
— Я прочитала неприличные места, написанные по-латыни. Клер их перевела, а я нашла эти переводы.
Клер обернулась к сестре, в глазах у нее был ужас. Отродье взглянула на Тревельяна.
— А что такое инфибу…
— Инфибуляция?
— Да, да, что это такое?
— Почему бы тебе не подойти, не сесть ко мне на колени, и я расскажу тебе все, что захочешь, моя девочка.
Отродье собралась вскочить с кровати, но Клер схватила ее за руку и вывернула так, что Сара закричала от боли.
— Прекратите, Тревельян! Она ведь еще ребенок!
— Конечно, Сара Энн — ребенок! — саркастически согласился он и, повернувшись к Клер, добавил: — Вы пришли осуждать и критиковать? Мне кажется, вы могли бы поблагодарить меня. Мактаврит сказал, что вы хотите поженить Леатрис и Кинкайда. Что ж, теперь они муж и жена!
— Эта церемония не имеет силы. Они будут жить в грехе.
Вы должны завтра же пойти к ним и сказать правду: что роль священника сыграли вы, и теперь они должны обвенчаться в церкви.
Лицо Тревельяна стало суровым.
— Я не сделаю ничего подобного. Я имею такое же право сочетать людей браком, как и любой священник. Сомневаюсь, что простой сельский священник прошел через все то, что и я, чтобы получить такое право.
— Дело не в этом.
— А в чем же? Объясните мне.
— Брак Леа и Джеймса должен быть освящен представителем англиканской церкви.
Тревельян больше не смеялся. Он встал со стула и подошел к тазику, собираясь умыться.
— Вы маленькая ханжа, — бросил он резко. — В мире множество религий. И суфизм — одна из них. Леатрис и Джеймс поженились так же, как все смертные!
— Что значит «поженились, как все смертные»?..
— А вот что: во многих странах брак — гибкий институт. Обычаи западного мира кажутся нелепыми людям, живущим на Востоке. Мысль о том, что можно оказаться навсегда прикованным брачными узами к одному человеку, смешна им. — Он вытер лицо, подошел к шкафу и открыл его — впервые в присутствии Клер. В шкафу оказалась обувь — мягкие ботинки, кожаные сапоги, расшитые сафьяновые сапожки.
— О-о-о-о! — вскричала Отродье, восхищенная этим великолепием.
Тревельян взглянул на нее с улыбкой.
— Можно мне примерить это?
— Делай все, что захочешь, — ответил он ласково.
— Прекратите! — закричала Клер. — Сара и так избалованный ребенок!
Тревельян достал пару сапог и стал надевать их.
— В некоторых странах четырнадцатилетние девочки считаются уже слишком старыми для замужества. Мужчины хотят брать в жены совсем молодых: тогда они смогут воспитывать их по своему усмотрению. Если человек хочет, чтобы женщина ему только возражала, всегда говорила, что он не прав, он ее так и воспитывает. — Тревельян бросил на Клер хитрый взгляд. — Признаться, я не слышал, чтобы хоть один мужчина хотел иметь такую жену, но… в мире много странного… — Он начал натягивать второй сапог. — Объясните мне, пожалуйста, следующее. Пока вы не знали, что капитан Бейкер и я один и тот же человек, вы пели ему дифирамбы. Он был для вас великим человеком, вы говорили, что мир многим обязан ему, именно он проник в Пеш… Но теперь, когда вы знаете, что капитан Бейкер — это я, вам все не нравится. Мои рисунки, которыми вы раньше восторгались, теперь вам ненавистны. Мои книги больше не кажутся вам интересными и познавательными; вы даже находите их неприличными для вашей прямо скажем, не по летам развитой маленькой сестры
78 
