41 
Людвиг Эрфорс проводил его взглядом, а затем вновь повернулся к лежащему у его ног телу. Человек расстался с жизнью, перешел границу между нашим миром и неведомым, теперь он станет всего лишь записью в протоколе.
Он откашлялся. У него был диктофон, на который он наговаривал свои замечания, чтобы потом перенести их в отчет. Он поднес его ко рту.
– Внешний осмотр трупа мужчины.
Фраза за фразой.
– Зрачки неподвижны.
Снова пауза.
– Несколько пальцев на правой руке сломаны. Гематомы на переломах свидетельствуют о том, что это произошло до наступления смерти.
Еще пауза.
– Повреждение левого колена; кровотечение свидетельствует, что это произошло до наступления смерти.
Он работал очень старательно. Взвешивал каждое слово. Эверт Гренс просил его о тщательности, а ведь в этом не было нужды, поскольку тщательность не вызывала сомнений. Так он работал всегда.
– Абдоминальная область. Множество гематом. При пальпировании чувствуется выпуклость, под ней – жидкость, скорее всего кровь. Указывает на возможное внутреннее кровотечение.
– Отметины от инъекций разного срока давности, многие со следами заражения. Наркотики.
– Около тридцати лет, смерть наступила не раньше, чем сорок минут назад. Основания – осмотр и показания свидетелей.
Он продолжал наговаривать на диктофон еще несколько минут. Вскрытие он проведет позже, уже у себя в управлении, но он точно знал, что все то, что он сказал сегодня после общего осмотра, позже он повторит дословно. За свою профессиональную жизнь он навидался таких трупов.
Йохум отнял руки от лица Слободана. У того на щеках остались красные пятна, которые двигались, когда он говорил.
– Я правильно понял? Тебя видели?
Слободан провел пальцами по красным пятнам и вздохнул:
– Нехорошо. Если есть свидетели – надо с ними разобраться.
– Не свидетели. Свидетельница. Одна. Врач.
Дождь припустил с новой силой, и разобрать, что творится на улице, можно было с большим трудом. Стекла машины запотели от их разгоряченных тел, яростного дыхания и агрессии. Так что изнутри автомобиля увидеть что-либо вообще не представлялось возможным. Слободан показал на стекла и на вентилятор – мол, надо бы проветрить. Йохум кивнул и отдал ключ, который отобрал несколько минут назад и держал у себя в кармане.
– Я не могу вернуться туда. Не теперь. Врач там. Да и легавые небось уже на месте.
Слободан молча ждал, когда вентилятор разгонит излишки влаги. Так. Теперь эта сволочь Ланг попрыгает. Если и была власть, которую они делили на двоих, получалось так, что с каждым разом Слободану ее доставалось немного больше, а Йохуму – настолько же меньше.
Когда эти чертовы окна наконец обрели прозрачность, он повернулся к Лангу:
– Я займусь этим.
Йохум ненавидел быть кому-то обязанным. Но сделанного не воротишь.
– Лиса Орстрём. Тридцать – тридцать пять лет. Рост метр семьдесят пять, стройная, – почти худая. Темные волосы средней длины. Носит очки, держит их в нагрудном кармане халата. Такие, в черной оправе, с маленькими стеклами.
Он разговаривал с ней. Он помнил звук ее голоса.
– Северный выговор. Голос звонкий. Немного шепелявит.
Йохум Ланг сел поудобней, вытянул ноги и выключил вентилятор.
В зеркало заднего вида он увидел, как Слободан исчез за автоматическими дверями больницы.
Она пела. Как обычно, когда волновалась:
- Лидия Граяускас.
- Лидия Граяускас.
- Лидия Граяускас.
Она пела тихо-тихо, почти шептала, чтобы на нее не обратили внимания.
Она не знала, когда охранник, которого она ударила по голове, придет в себя. Она, конечно, крепко двинула ему по затылку, но ведь он здоровяк, так что он, вполне возможно, уже очнулся и поднял тревогу.
Лидия шла по ярко освещенному коридору Южной больницы, но все не могла забыть, как она стояла, направив на охранника пистолет, как она прижала дуло к его виску, когда увидела, что он колеблется. Такое впечатление, что она опять оказалась там, в своем детстве. Ей снова девять, папа поодаль стоит на коленях, его бьют по голове и кричат – чтоб он сдох, подлый торговец оружием.
Она остановилась и открыла свой блокнот.
Она выучила наизусть брошюру о больнице, там были и планы этажей. Ее Лидия выпросила у своей говорившей по-русски медсестры. Теперь она справлялась по этой брошюре. Вернее, по перерисованным дрожащей рукой схемам, которые она сама снабдила комментариями на литовском, пока лежала в палате с приставленным охранником.
41 
