45 
Он был ее братом.
Но она больше не могла этого выносить.
В тот последний раз она отказалась ему помочь, и вот теперь все слезы мира не могли смыть эту вину.
Свен Сундквист молча смотрел на нее, на халат, на который падали соленые капли. Он ждал, когда она возьмет себя в руки, пригладит светлые волосы, перестанет всхлипывать. Он видел все это и раньше. Не она, другие женщины сидели вот так перед ним и рыдали, оттого что чувствовали себя виноватыми во всем, что произошло. Он даже привык думать о них именно как об обвиняемых, они сами так считали. И это было очень тяжело даже для видавшего виды оперативного работника. Вся их дальнейшая жизнь становилась сплошным обвинительным заключением.
Л. О.: Это я?
С. С.: Что?
Л. О.: Я во всем виновата?
С. С.: Я понимаю, то, что произошло, может оставить у вас чувство вины. Но на самом деле это зависит от вас самой – тут уж я ничего поделать не могу.
Лиса Орстрём взглянула на него. На полицейского, который сидел напротив, скрестив ноги, и чего-то от нее хотел.
Он ей не нравился.
Он был помягче, чем тот второй, пожилой. Но он ей все равно не нравился. И никакой это был не допрос – это было настоящее противостояние. Как будто отпусти она вожжи – и весь этот разговор перейдет в настоящий скандал.
С. С.: Человек, о котором мы говорим. Который, вероятно, и забил до смерти вашего брата. Они были знакомы? Насколько близко?
Л. О.: Как мы с вами.
С. С.: Он к вам близко подошел?
Л. О.: Так, что я чувствовала его дыхание.
Она повернулась и уставилась на стеклянную стену. Так неприятно было тут сидеть – все на тебя глазеют, точно в аквариуме. Невозможно собраться. Она попросила разрешения пересесть на другой стул. Спиной к окну.
С. С: Как он выглядел?
Л. О.: Как амбал. Таких обычно боятся.
С. С: Высокий?
Л. О.: Намного выше меня. А во мне, между прочим, метр семьдесят пять. Наверное, как ваш коллега. То есть сантиметров на десять повыше.
Лиса Орстрём кивнула в сторону коридора, где на лестничной площадке рядом с Людвигом Эрфорсом, возившимся с телом, стоял Эверт Гренс. Свен машинально обернулся. Он и забыл про Гренса.
С. С.: Лицо?
Л. О.: Грубое такое. Нос, подбородок, лоб.
С. С.: Волосы?
Л. О.: Лысый.
В дверь постучали. Лиса Орстрём сидела к ней спиной и не видела, что к ним приближается полицейский в форме. Он открыл дверь, вошел, передал какой-то конверт и тут же вышел.
С. С.: У меня тут несколько фотографий. Разные люди. Посмотрите, пожалуйста.
Она встала. Хватит. Не сейчас. Плевать она хотела на бурый конверт, лежащий на краю стола.
С. С.: Присядьте.
Л. О.: Мне работать нужно.
С. С.: Лиса. Посмотрите на меня. В том, что произошло, нет вашей вины.
Свен Сундквист сделал шаг вперед, взял за плечи женщину, которая уже готова была выйти туда, где ее ждали только горе и чувство вины, и усадил ее снова на стул. Он переложил две папки с историей болезни, которые тоже лежали на столе, и, открыв коричневый конверт, выложил его содержимое на освободившееся место.
С. С.: Я прошу вас попробовать опознать того посетителя.
Л. О.: Такое ощущение, что вы его знаете.
С. С.: Пожалуйста, посмотрите фотографии.
Она брала фотографии по одной. Смотрела на каждую довольно долго. Потом складывала в аккуратную стопку оборотной стороной вверх. Так она просмотрела, пожалуй, их штук тридцать. И на каждой – мужчина, стоящий у белой стены. И тут она почувствовала, как у нее екнуло в груди, как когда-то в детстве, когда она еще боялась темноты. Тогда она говорила, что внутри у нее что-то танцует, как будто страх был легким и поднимал в воздух ее саму.
Л. О.: Вот он.
С. С.: Вы уверены?
Л. О.: Абсолютно.
С. С.: Для протокола: свидетельница указала на мужчину на фото номер тридцать два.
Свен Сундквист сидел молча, внутренне напрягшись, потому что знал, как горе ест людей изнутри, с каждой минутой делая их слабее. И женщина, что сидела напротив, уже долгое время с трудом сдерживала рыдания. А он, полицейский, который заставлял ее из последних сил держать себя в руках, знал, что она может сломаться в любую минуту.
И вот.
Она сделала то, чего они от нее ждали: показала на Ланга.
Он надеялся, что ей хватит сил.
45 
