19 
Альвхильд Софиенберг задумалась. Стало необыкновенно тихо, и Ингер Йоханне вздрогнула, когда дверь открылась и в проёме появился мужчина в шляпе.
– На сегодня, я думаю, хватит, – прохрипел он. – Пока нет особых успехов. Не думаю, что у меня получится оживить розы. Рододендрон, пожалуй, тоже доживает свои лучшие деньки, фру Софиенберг. Всего доброго!
Он исчез, не дожидаясь ответа. В комнате стало прохладней. Ветер раскачивал створку окна. Альвхильд Софиенберг, похоже, стало клонить в сон. Ингер Йоханне поднялась со стула, чтобы закрыть окно.
– Я собираюсь съездить к нему, – негромко произнесла она.
– А вы полагаете, он согласится на эту встречу? С неизвестным человеком из давно забытой им страны?
– Этого я не знаю. Но это интересное дело. А что касается исследования, этот самый… Аксель Сайер – находка для моей работы.
– Да, конечно, – ответила женщина. – Хотя я не во всём согласна с выводами, которые вы сделали в вашей диссертации.
Когда Ингер Йоханне впервые встретилась с Альвхильд Софиенберг – это исключительно приватное знакомство произошло через коллегу, который знал дочь Альвхильд, – у неё сложилось впечатление, что больная женщина лишь приблизительно представляет, чем занимается Ингер Йоханне. Альвхильд никогда ни о чём не спрашивала. Никогда не проявляла никакого интереса к исследованиям. Она жила вне времени и использовала все свои немногочисленные возможности, чтобы привлечь интерес Ингер Йоханне к своему делу, истории Акселя Сайера. Всё остальное было неважно. Ей скоро должно было исполниться семьдесят, и она не хотела терять время, проявляя неискренний интерес к чужой работе.
Сейчас её лицо разрумянилось, будто она никогда и не была больна. Ингер Йоханне пододвинула стул поближе.
– Я начала с десяти убийств, которые были совершены в период с тысяча девятьсот пятидесятых по тысяча девятьсот шестидесятые годы, – сказала она, наклоняя чашку из стороны в сторону и глядя на переливающиеся остатки жидкого кофе. – Все осуждённые утверждали, что они невиновны. Никто из них не изменил своих показаний за время заключения. Моя задача заключается не в том, чтобы установить, говорят ли они правду или нет. Я хочу понять, имеются ли различия в дальнейшей судьбе этих людей во время наказания, после помилования, после освобождения и в период возможных повторных заключений. В двух словах, цель заключается в определении того, какую роль играет вмешательство посторонних лиц в разбирательство, которое осуществляют судебные органы. Фредрик Фастинг Торгерсен, к примеру, был, как вам известно…
Ингер Йоханне натянуто улыбнулась. Альвхильд Софиенберг была уже взрослой женщиной, когда слушалось дело Торгерсена. А сама она ещё не родилась.
– …приговорён к пожизненному заключению за убийство молодой женщины. Он до сих пор утверждает, что невиновен. И до сих пор некоторые люди ведут упорную борьбу за его оправдание. Йенс Бьёрнебу [7] , например, и…
Она снова немного смутилась и покраснела, ненадолго смолкнув.
– Конечно, вам всё это известно, – тихо прибавила она.
Альвхильд кивнула головой и улыбнулась, не произнеся ни слова.
– Меня интересует, – продолжила Ингер Йоханне, – существует ли определённая особенность, характеризующая уголовные дела, которые привлекли к себе особое внимание. Не были ли все они просто ловко состряпаны по ложным или сомнительным уликам на потребу публике? Или же какие-то личные качества обвиняемых, а потом и осуждённых, способствуют тому, что их дела вызывают повышенный интерес других людей? Играет ли какую-нибудь роль освещение следствия и судебного процесса в средствах массовой информации? Иными словами, насколько случайно сохранение или отсутствие интереса к определённым делам после того, как приговор объявлен?
Она заметила, что голос её зазвучал громче.
– Затем, – продолжила она тише, – я попытаюсь рассмотреть последствия того факта, что дело продолжает привлекать к себе внимание. Торгерсен, например, с моей точки зрения, едва ли испытывает особую радость от той поддержки, которую ему оказывают. Я, конечно, понимаю…
Ингер Йоханне увидела неподдельный интерес в глазах Альвхильд. Пожилая женщина, вероятно, собрала все силы, спина выпрямилась, как у фрейлины на дворцовом приёме, она часто моргала, напряжённо вслушиваясь.
– …что по-человечески ему, должно быть, очень важно, что кто-то в обществе верит ему…
19 
