– Но ведь он не может… ненавидеть детей!
– Тс-с-с, – Ингер Йоханне взмахнула рукой. – Речь идёт о том, кто повторяется. Повторяется.
– То есть?
– Точно не знаю. Но разве Ким и Эмили, Сара и Гленн Хуго выбраны чисто случайно?
– Конечно, нет.
– В данном случае твоё заключение ничем не обосновано. Их вполне могли выбрать случайно. Но, вероятно, это не так. Сложно поверить в то, что он без всяких причин решил, что следующее преступление должно произойти в Тромсё… Едва ли. Между всеми этими детьми определённо существует какая-то связь.
– Или между их родителями.
– Именно, – ответила Ингер Йоханне. – Ещё кофе?
– Меня скоро стошнит от него.
– Чай?
– Тёплое молоко, пожалуй, подойдёт лучше всего.
– Тогда ты просто уснёшь.
– Не могу себе это позволить.
На часах было пять тридцать. Королю Америки снился кошмар, маленькие лапки подрагивали, он убегал от снившегося ему врага. Тяжелый запах стоял в кухне. Ингер Йоханне открыла окно.
– Проблема заключается в том, что мы не нашли никакой связи между родителями детей.
Ингвар обречённо опустил руки.
– Но это совсем не значит, что её нет, – настаивала Ингер Йоханне, усевшись на кухонный стол. – Давай немного порассуждаем вот на какую тему, – продолжила она. – Если мы имеем дело с психопатом – его преступления столь жестоки, что их не может совершать нормальный человек, – кого нам следует искать?
– Психопата, – пробурчал Ингвар.
Она не обратила на эти слова никакого внимания.
– Психопаты не так редки, как нам кажется. Есть сведения, что они составляют около одного процента населения.
– Я думал, психопат – человек с антисоциальными нарушениями личности, – заметил Ингвар.
– Нет, это нечто иное. Диагнозы отчасти совпадают, но… Следи за моими рассуждениями. Я пытаюсь проанализировать эту идею.
– Конечно. Но дело в том, что я больше вообще не в состоянии думать.
– Всё же я продолжу. Хотя бы слушай! Насилие можно разделить на два типа: инструментальное и реактивное.
– Знаю, – пробормотал Ингвар.
– Наши случаи определённо стали результатом инструментального насилия, то есть запланированного, целенаправленного применения силы.
– В отличие от реактивного, – заметил Ингвар, – которое чаще всего становится результатом наличия внешней угрозы или неудовлетворенности.
– Инструментальное насилие более типично для психопатов, чем для остальных людей. Оно предполагает наличие некоей… злости, так, наверное. Или более научно: отсутствия способности к эмпатии [23] .
– Да, он не особенно мучается, наш убийца…
– Родители, – медленно проговорила Ингер Йоханне.
Она спрыгнула со стола и опять раскрыла потёртый чемодан. Среди бумаг она отыскала конверт с надписью «родители» и выложила его содержимое на пол. Джек поднял голову, но потом снова уснул.
– Здесь должно быть что-то, – с уверенностью сказала она. – Нечто объединяющее этих людей. Не может быть, чтобы у человека была такая сильная ненависть к детям девяти, восьми, пяти лет и грудным младенцам.
– Так ты считаешь, что дело вообще не в детях? – полувопросительно произнёс Ингвар и склонился над бумагами.
– Может быть, и нет. Может, и в детях и в родителях. Отцах. Матерях. Откуда я знаю!
– Мать Эмили умерла.
– И Эмили единственная, кого он не трогает.
Они замолчали. В тишине громко тикали настенные часы, маленькая стрелка неумолимо приближалась к цифре шесть.
– Все родители – белые, – внезапно нарушила тишину Ингер Йоханне. – Все – коренные норвежцы. Незнакомы друг с другом. Общие друзья отсутствуют. Не контактируют по работе…
– Замечательно! Может быть, критерием, по которому их выбрали, является отсутствие общих черт?
– Общих, общих, общих…
Она повторяла снова и снова, как будто произнося какую-то мантру.
– Возраст. Возрастной промежуток: от двадцати пяти лет – мать Гленна Хуго, до тридцати девяти – отец Эмили. Возраст убийцы…
– Двадцать пять-тридцать пять лет, – продолжил Ингвар.
– Все стали матерями относительно недавно. По крайней мере, разница во времени не так велика.
– Ты полагаешь, что существует определённая связь между тем фактом, что мать Эмили умерла, и тем обстоятельством, что девочка, вероятно, жива?
Ингвар тяжело вздохнул и поднялся. Он взглянул на бумаги, разложенные на полу, и убрал со стола кружки и кофейник.