– Погода может перемениться, – сказал Кой.
Не сводя глаз с монитора, Танжер спросила, означает ли это, что им придется прервать поиски.
Вполне вероятно, ответил Кой. Если поднимется ветер и сильное волнение, локатор начнет давать сбои, да и самим им придется нелегко. А раз так, то не лучше ли им передохнуть в Агиласе или Масарроне?
Или даже вернуться в Картахену.
– До Картахены двадцать пять миль, – сказала Танжер. – Я не хочу никуда отсюда уходить.
Она произнесла это, не отрываясь от «Патфайндера» и расчерченной на квадраты карты. Хотя они и менялись, но все-таки большую часть времени перед монитором проводила она, вглядываясь в разноцветные кривые до рези в покрасневших глазах, и только тогда уступала место Кою. Когда волнение на море немного усиливалось, она бледнела, волосы прилипали к потному лицу, и становилось ясно, что качка и постоянный гул мотора доставляли ей почти нестерпимые мучения. Но она ни разу ни словом не пожаловалась. Она заставляла себя что-нибудь съесть, а потом закрывалась в душевой, долго плескала водой себе в лицо и уходила полежать. Кой знал, что биодрамина в ее упаковке с каждым днем становится все меньше. Иногда, пройдя несколько полос и устав от жары и постоянного шума мотора, они бросали якорь, и Танжер с кормы бросалась в море и заплывала очень далеко; она плыла по прямой, кролем, с широким и уверенным замахом в гребке. Она плыла размеренно, дышала правильно, не поднимала ногами лишних брызг, а ладони вонзала в воду, как ножи. Бывало, и Кой тоже прыгал в море, чтобы немного поплавать с нею, однако она старательно держалась на расстоянии, делая вид, будто они оказываются далеко друг от друга просто случайно, без всякого умысла с ее стороны Иной раз она ныряла и плыла под водой, широко разводя руками, волосы ее колыхались в такт русалочьим движениям, и стайки мелких рыбешек над отмелями шарахались в сторону. Плавала она в черном купальнике с узкими лямками, этот купальник с глубоким вырезом в форме буквы V, открывавший медную от миллионов веснушек спину, очень ей шел. Наплававшись, она поднималась по лесенке на корме и трясла головой, разбрасывая брызги с мокрых волос. Ноги у нее были длинные и стройные, немного, быть может, худые – слишком высокая и тощая, как-то заметил шепотом Пилото. Груди были небольшие, но вызывающие, как и вся она. Когда у себя в каюте она снимала купальник и надевала майку, торчащие соски оставляли на трикотаже мокрые круги, которые, высохнув, превращались в пятна соли. И наконец-то Кою удалось увидеть, что висит у нее на серебряной цепочке – стальной жетон с ее именем и фамилией, ДНК и группой крови. Нулевая отрицательная. Настоящий солдатский жетон.
На экране вдруг появились красноватые тона, и Танжер собралась было записать долготу и широту, но тревога оказалась ложной. Она снова откинулась на спинку кресла, не выпуская карандаш из пальцев с обкусанными ногтями, которые во время этих напряженных бдений грызла непрерывно. У нее было серьезное, сосредоточенное выражение лица, как у первой ученицы в классе. Коя это очень забавляло.
Глядя, как она, ничего не замечая вокруг, смотрит в свои записи, на карту или на экран, он пытался представить ее себе девочкой со светлыми косичками в белых носочках. Он был твердо уверен, что до того как она начала тайком покуривать в туалете и грубить монахиням, до того как стала мечтать о сокровище Рэкхама Рыжего, ей непременно хоть раз да вручили перед всем классом ленту лучшей ученицы. Совсем нетрудно представить, как она, насупив брови, без запинок отвечает на уроке латыни спряжение «rosa, rosae», на химии – про H2 SO4, декламирует «В одном селе Ламанчском» и все такое прочее.
Ну и католические молитвы, конечно.
Он склонился над столом рядом с ней, чтобы взглянуть на квадратики, которыми они расчертили карту района поисков. За переборкой негромко хрипело радио: корабль Военно-морского флота запрашивал буксировщиков, а они все никак не появлялись. Иногда украинские моряки или марокканские рыбаки что-то подолгу выдавали в эфир на своих родных языках. Хозяин рыбацкого судна жаловался, что «купец» порвал ему сети. Из-за аварии на мостике патрульный катер жандармерии задерживался в порту Томас-Маэстре.
– Ну, потеряем два-три дня, – сказал Кой. – Времени-то у нас достаточно.
Карандаш Танжер, отмечавшей что-то на карте, замер в воздухе.
– Времени у нас в обрез. Мы должны использовать каждый час.