– На самом деле меньше, – решительно сказала Танжер.
Она очень внимательно слушала объяснения Коя. Все было очень по-деловому, словно они сидели в штурманской рубке корабля. С помощью штурманской линейки они провели карандашом линию, которая начиналась на берегу, на полторы мили выше Пунта-Кальнегре, и шла до мыса Тиньосо под большой песчаной излучиной залива Масаррон. В западной части глубины были небольшие, но увеличивались по мере приближения карандашной линии к скалистому восточному берегу.
– В любом случае, – подвел итог Кой, – если корабль лежит на большой глубине, мы не установим его местоположения при тех возможностях, которыми мы располагаем. И тем более не сможем к нему спуститься.
– Вчера я тебе сказала, что по моим расчетам выходит не более пятидесяти метров.
Холод и тишина, вспомнил Кой. И зеленоватый сумрак, о котором говорил Нино Палермо. Кой кожей помнил ощущения, которые испытал при первом глубоком погружении, что было двадцать лет назад, помнил серебристую амальгаму водной поверхности, когда смотришь на нее снизу, голубое, а потом зеленое небо, постепенное исчезновение красок, манометр на своем запястье, стрелка которого показывала, как мало-помалу увеличивается давление вне его легких и внутри них, звук собственного дыхания в груди и барабанных перепонках при вдохе и выдохе через редуктор. И, разумеется, холод и тишину. И страх.
– Пятьдесят метров – уже слишком много, – сказал он. – Тогда нужно погружаться в таком снаряжении, которого у нас нет. Или делать короткие погружения с длительными периодами декомпрессии. Эти неудобно и опасно. Предел разумного риска в нашем случае составляет сорок метров. И ни метра больше.
Она по-прежнему склонялась над картой, задумчиво покусывая ноготь большого пальца. Глаза ее останавливались на отметках глубины вдоль карандашной линии, начерченной Коем, которая покрывала около двадцати миль. Значения глубин иногда сопровождались буквами П, И, К… Это означало соответственно: дно песчаное, илистое, каменистое. Слишком много песка и ила, думал он. За два с половиной века они много чего успели затянуть.
– Думаю, это подходит, – сказала она. – Хватит сорока.
Хотелось бы знать, спрашивал он себя, откуда у нее такая уверенность. В море можно быть уверенным только в одном – в том, что в море никогда и ни в чем нельзя быть уверенным. Если вам удастся сделать все как надо, правильно закрепить груз, во время шторма выбрать нужный галс и нужный ход, не попасть в волнение и ветер больше девяти баллов по шкале Бофора, древняя неприветливая стихия, может быть, и стерпит непрошеных гостей, но дерзостей никаких не позволит. Победа все равно останется за ней.
– Не думаю, что бригантина находится намного глубже.
Казалось, она полностью забыла о Засе и о разгроме, учиненном в ее квартире, с удивлением отметил Кой. Она сосредоточенно рассматривала градуированную рамку карты, и он еще раз восхитился такой целенаправленной волей. От нее он слышал только точные высказывания, никакого хвастовства, никаких поверхностных замечаний. А вот нормально ли это, черт его знает, говорил он себе. Я не знаю ни одной женщины, ни одного мужчины, которые умели бы настолько владеть собой. Ее преследуют, ей только что сделали недвусмысленное предупреждение, а она, по-прежнему уверенная в себе, делает отметки на морской карте. Или она шизанутая или как там таких сумасшедших называют, или она единственная в своем роде женщина. Вполне вероятно, что это действительно так. Ведь она может – после всего, что сегодня случилось, – спокойно работать с карандашом и компасом, как хладнокровный хирург – скальпелем. А возможно, дело в том, что не ее преследуют, а она сама преследует. И все мы – Нино Палермо, меланхоличный недомерок, шофер-араб, секретарша и я сам – всего лишь статисты. Или жертвы. Это все равно.
Он все-таки сосредоточился на морской карте.
Установив широту на параллели, надо было определить долготу, то есть точку, в которой эта параллель пересекала соответствующий меридиан. Оставалось всего ничего – выяснить, какой же это меридиан.
Условно, так же как линия экватора принята за нулевую параллель для установления широты к северу и к югу, за нулевой меридиан принят меридиан гринвичский. Навигационная долгота определяется тоже в градусах, минутах и секундах или десятых долях минуты и на 180° налево от Гринвича считается западной, а направо – восточной. Сложность состояла в том, что Гринвич вовсе не всегда был нулевым меридианом.