43 
Сад был тоже необычен, и Уэксфорд не сразу сообразил, в чем его необычность заключалась. Газоны были ровно подстрижены, кустики рассажены и ухожены, но среди зелени царил странный сумрак. Тут не было цветов. Сад Дугласа Кводранта словно повторял пейзажи Моне — многообразием оттенков зеленого, тонувшего в серовато-коричневых тенях.
После голубых лилий в саду у миссис Миссал, роскоши живых и вытканных на ткани рододендронов в ее гостиной суровая однотонность красок в усадьбе Кводранта, наверно, должна была успокаивать глаз. Но место этого создавалось ощущение страной жути. Тут могли бы расти, оживляя картину, цветы, но их никто не посадил, и потому казалось, что сама почва этих мест не способна произрастить цветы и что даже воздух здесь был чем-то отравлен.
Уэксфорд поднялся по широкой лестнице с невысокими ступенями. На него смотрели, выглядывая из-за ветвей олив, увитые диким виноградом, темные, пустые окна. Уэксфорд позвонил, и ему открыла старуха лет семидесяти в очень необычном наряде — на ней было длинное темно-коричневое платье с передником цвета беж, голову украшал, как в старину, чепец того же цвета. Уэксфорд припомнил, что в своей молодости он еще застал таких старух. К ним действительно вполне было применимо определение «благородная старость». «Да уж, тут вряд ли встретишь игривых блондинок в тевтонском стиле», — подумал он.
В свою очередь, она его внимательно рассматривала, и притом неодобрительно, очевидно, причисляя его к «каким-то там», видя в нем существо маловажное, скорее всего торговца чем-нибудь, который набрался наглости явиться прямо в дом рекламировать свой товар.
Уэксфорд спросил, может ли он видеть миссис Кводрант, и показал свое полицейское удостоверение.
— Мадам пьет чай, — сказала она строго. Его могучая, прямая фигура, само воплощение законности и порядка, не произвели на нее никакого впечатления. — Подождите, я спрошу, сможет ли она вас принять.
— Передайте ей, что с ней хочет поговорить главный инспектор Уэксфорд, — и, поддаваясь общему духу, царившему в этом доме, прибавил: — Будьте любезны, если вам не трудно.
Переступив порог, он вошел в холл и оказался в очень большой зале, со стенами, которые украшали гобелены, натянутые на темные деревянные рамы. Считается, что гобелены в интерьере визуально сокращают размеры помещения, но тут такого эффекта не было. Гобелены изображали сцены охоты. И снова та же монотонная цветовая гамма, отсутствие ярких красок. Но нет, не совсем отсутствие: Уэксфорд разглядел вкрапленное в темную фактуру гобеленов золото камзолов охотников и кое-где ярко-алые цветовые пятна, — то была кровь убитых буйволов, а выше, в очертания сцен охоты, вплетались пурпурные контуры геральдических знаков.
Старуха сердито смотрела на него, очевидно, не желая его дальше пропускать, но он решительно захлопнул за собой дверь и в это время услышал чей-то голос:
— Кто там, няня?
Он узнал голос миссис Кводрант и вспомнил, как она улыбнулась в тот вечер в гостиной у Миссалов, когда Миссал отпустил грубую шутку.
Няня первая оказалась у высоких двойных дверей и распахнула их тем особым Жестом, какой увидишь теперь только в кино — например, в том фильме производства, кажется, «Маркс Браверс», который он когда-то видел; там распахивались двери, и следующий кадр: ужасно неприличная, гротескная и невероятно смешная сцена. Воспоминание исчезло, и он вошел в комнату.
Дуглас и Фабия Кводранты сидели друг против друга за низким столиком, покрытым кружевной скатертью. Они были одни. Чай, по-видимому, был только что подан, потому что на мягком подлокотнике кресла миссис Кводрант лежала открытая книга, и вот его внесли, и она занялась чаем. Старинный чайничек из серебра, уже немного оплывший от времени, кувшинчик для сливок и сахарница были так старательно начищены, что в них отражались тонкие пальцы миссис Кводрант, разливавшей чай, и ярко сверкали на фоне сумрачного интерьера комнаты. Большой медный чайник попыхивал паром тут же, на слабом огоньке спиртовки. Уэксфорд уже лет сорок как не видел ни таких чайников, ни спиртовых горелок.
Кводрант ел хлеб с маслом, простой хлеб с маслом, но с хлеба были аккуратно срезаны корочки, и ломтики были тонкие, как вафли.
— Какая приятная неожиданность, — сказал он, поднимаясь. На этот раз никакой заминки с сигаретой не последовало. Он изящным движением поставил чашку на стол и указал Уэксфорду на кресло.
43 
