Особенно,... 
222 
В мире, лишенном времени.
И она действительно стала терять счет дням с тех пор, как Рауль поймал ее в Колониа Иподромо и приказал лезть в машину, уверяя, что творится настоящий беспредел и он отвезет ее к Адану. Она не доверяла ему, но выбора не было. Тоном даже извиняющимся он попросил позволить завязать глаза; ради ее же безопасности, объяснил он.
Нора поняла, что ее везут на юг от Тихуаны. Она знает, они ехали довольно долго по сравнительно гладкому шоссе Энсенада. Но потом дорога стала хуже, ее трясло, и чем дальше, тем хуже. Она почувствовала, что машина медленно взбирается куда-то вверх, грохоча по каменистой дороге, а потом в лицо Норе пахнуло морской свежестью. Уже стемнело, когда ее ввели в дом и сняли повязку.
— Где Адан? — спросила она Рауля.
— Приедет.
— Когда?
— Скоро, — ответил Рауль. — Отдыхай. Поспи немного. Тебе сегодня досталось. — Он протянул ей снотворное.
— Мне не нужна таблетка.
— Да нет, возьми. Тебе надо поспать.
Рауль стоял над ней, пока она не проглотила лекарство, и она спала крепко, а утром проснулась с дурной головой и будто с ватой во рту. Она думала, что она на побережье, где-то к югу от Энсенады, пока солнце вдруг не взошло не с той стороны, что она ожидала, и тогда Нора поняла: она в глубине страны. Когда совсем рассвело, Нора узнала характерную ярко-зеленую воду моря Кортеса, Калифорнийского залива.
Из окна спальни она разглядела дом побольше выше на холме и увидела, что окрестности похожи на лунный пейзаж из красного камня. Чуть позже из большого дома спустилась женщина, неся поднос с завтраком: кофе, грейпфрут и теплые тортильяс.
И ложка есть, отметила Нора.
Но ни ножа, ни вилки.
Стакан воды и опять таблетка снотворного.
Нора крепилась и не принимала ее, пока нервы у нее совсем не разгулялись, тогда она все-таки проглотила таблетку, и ей стало получше. Она продремала почти до полудня и проснулась, только когда та же девушка принесла новый поднос, с ланчем — жаренный на гриле тунец, тушеные овощи и опять тортильяс.
И — снотворное.
Среди ночи какие-то люди, еле разбудив ее, так крепко она спала, начали задавать вопросы. Допрашивающий, коротышка с акцентом явно не мексиканским, держался мягко, вежливо и настойчиво.
— Что случилось в ночь конфискации оружия?
— Куда вы поехали? Кого видели? С кем говорили?
— Ваши поездки за покупками в Сан-Диего — что вы там делали? Что покупали? С кем виделись?
— Артур Келлер, вы его знаете? Это имя о чем-то вам говорит?
— Вас когда-нибудь арестовывали за проституцию? За наркотики? За уклонение от налогов?
В ответ она задавала свои вопросы...
— О чем вы говорите?
— Почему обо всем этом спрашиваете меня?
— Кто вы вообще?
— Где Адан?
— Он знает, что вы допрашиваете меня?
— Могу я пойти спать?
Спать ей позволили пойти, но через пятнадцать минут разбудили снова и стали уверять, что это уже новая ночь. С трудом Нора все-таки поняла, что это неправда, однако сделала вид, будто поверила им. Допрашивающий задавал ей одни и те же вопросы, снова и снова. И наконец она взорвалась:
— Я хочу лечь спать!
— Я хочу видеть Адана! И...
— Я хочу еще таблетку снотворного...
Вам дадут, скоро, пообещал допрашивающий. И переменил тактику.
— Расскажите мне, пожалуйста, про день, когда конфисковали оружие. Проведите меня по нему в подробностях, минута за минутой. Вот вы садитесь в машину и...
— И, и, и...
Нора забралась на кровать, накрыла голову подушкой и попросила его заткнуться и убираться, она устала. Он протянул ей таблетку, и она взяла ее.
Ей позволили проспать двадцать четыре часа, и все закрутилось снова.
Вопросы, вопросы, вопросы.
Расскажите мне про это, расскажите мне про то.
Арт Келлер, Шэг Уоллес, Арт Келлер.
— Расскажите, как вы застрелили китайца. Как все происходило? Что вы при этом чувствовали? За что вы схватили пистолет? За ствол? За рукоятку?
— Расскажите про Келлера. Вы давно его знаете? Он обратился к вам или вы сами нашли его?
— Про что вы вообще говорите? — удивилась Нора.
Потому что знала, если станет отвечать хоть что-то, то увязнет по шейку, одурманенная барбитуратами, измученная, напуганная, вконец сбитая с толку. Что они делают, Нора понимала, но только ничего не могла поделать, чтобы остановить их.
222 
