Вслед за молитвой последовал продолжительный глоток, завершившийся очередным настойчивым восхвалением:
— Ах, чистый мёд!
Хозяин с наслаждением облизал губы и тут же, плавно перейдя от удовольствия к делу, спросил:
— Так кто, вы говорили, помог вам устроиться на службу?
— Друг детства и юности. Ив. Лэрр Ивэйн, если быть точным.
— Лэрр?
— Моя семья некоторое время жила в Горьких землях, но тамошние нравы показались отцу излишне строгими, и мы перебрались поглубже в Шем. Поближе к столице.
— В надежде улучшить положение?
— Оно и было неплохим.
Он улыбнулся уголком рта, показывая, что считает иначе и не изменит сложившееся мнение. Пришлось оправдываться:
— Голодать не приходилось. По слабости здоровья я не мог принимать участие в занятиях сверстников, зато обучился читать и писать, потому худо-бедно, но в любом городке моим знаниям находится применение.
— И насколько велики ваши знания?
Не ожидал, что решающий вопрос последует так скоро. Не ожидал. Впрочем, наниматель уже успел выяснить для себя главное: моя маска не страдает ни глупостью, ни трусостью, ни алчностью в той степени, которая может быть опасной для взаимовыгодного союза. Остались только детали, влияющие на... величину жалованья или долю трофея.
Вообще, на подобный вопрос можно было не отвечать, а состроить загадочное лицо, прикрыть глаза и придать себе вид крайне значительного человека. Может быть, так и надо было поступить, но я имел несчастье убедиться в том, что когда люди уходят от прямого признания в своих способностях, это может означать и то, что на деле упомянутые способности малы, если не ничтожны, и таинственность напускается лишь ради защиты уязвимых мест. А если сие известно мне, то почему не может быть известно моему собеседнику? Будем честны.
— Для жизни их хватает. При случае я могу постоять за себя, как вы видели. Конечно, с умелым воином не справлюсь, но дорожная шваль пока не приносила мне непреодолимых неприятностей. Что же касается магии... Признаюсь: не силён в сем искусстве, боги при рождении поскупились наделить Даром. Зато я умею читать, а в книгах можно найти много полезных советов, в том числе и для того, чтобы, не будучи магом, уметь уберечь себя от чужого чародейства.
— Уж это я видел! Но... — Некромант потёр пальцами подбородок. — Скажите, почему из двух противников вы уделили больше внимания Мареку?
— Потому что мертвяк — всего лишь кукла. А кукла двигается по велению хозяина, не иначе.
— Верно. — Он не удержался от согласного кивка. — А вы умеете не только читать, но и размышлять...
— Это вредное качество?
— Для ваших противников? Несомненно.
Ты тоже многое умеешь, дяденька. И думать — не в последнюю очередь. Но я вижу сомнение на твоём лице. Ведь ты уже принял решение, не правда ли? Принял. Но не можешь себе в нём признаться. И уж тем более не можешь произнести его вслух, отсюда и постоянные паузы, способные довести до белого каления даже самого терпеливого собеседника. Лично я могу ожидать решения хоть вечность напролёт, но моя маска иного мнения:
— Вы задали много вопросов, любезный господин. И продолжаете задавать. Но обещали другое: занимательный рассказ, из которого я смогу извлечь выгоду. Если ваше обещание не было шуткой, прошу его исполнить, потому что время позднее, мне нужно восстановить силы и вернуться, в конце концов, к исполнению службы, проверенно приносящей деньги.
Тёмные глаза сузились. Что, задел за живое? Поторапливайся, дяденька, хорошие слуги всегда нарасхват.
И он решился. Выпрямил спину, положил ладони на стол, словно ища дополнительной поддержки, и без тени улыбки на лице и в голосе сообщил:
— Я собираюсь подчинить себе мир.
Вот так просто, незатейливо, обыденно. Но моя маска принадлежит не восторженному юнцу, а человеку уже изрядно побитому жизнью и встречавшему на своём пути разные разности. В том числе и безумцев, склонных к подобным заявлениям.
Встаю, оправляя одежду, и коротко кланяюсь:
— Желаю удачи в избранном деле.
Поворачиваюсь, беру сумку и посох и направляюсь к дверям. Разумеется, выйти из дома самостоятельно не могу, и некромант знает об этом лучше меня, но мне важно другое. Важны несколько вдохов, в течение которых сознание моего хозяина вспыхнет пламенем столкнувшихся чувств и угаснет, оставив жирный пепел. Пепел, на котором я смогу вырастить всё, что угодно моей душе, ибо плодороднее почвы не бывает.