Благодаря щедрости, которую его тесть проявлял к больнице Джустиниани, бредящего комиссара поместили в это заведение, где ему отвели отдельную палату и где весь штат – как только понял, чей это родственник, – оказался сугубо внимательным и предупредительным. В первые дни, пока Брунетти был в полубессознательном состоянии, а врачи подбирали подходящий антибиотик, ему ничего не говорили о причине заражения. Когда лекарство наконец нашли и инфекцию взяли под контроль, он уже сам не выказывал интереса к тому, кто виноват, – какая разница?
Во время пребывания в больнице, по крайней мере в минуты просветления, Брунетти твердил, что глупо держать его здесь; в тот день, когда из руки у него вынули дренаж и рану признали чистой, он потребовал освобождения. Паола помогла ему одеться – на улице так тепло, что свитер не понадобится, ну а пиджак – накинуть на плечи – принесла.
Когда ослабевший Брунетти и сияющая Паола вышли в коридор, там их ждал Вьянелло.
– Доброе утро, синьора! – сказал он Паоле.
– Доброе утро, Вьянелло! Как хорошо, что вы пришли!
Брунетти улыбнулся ее деланному удивлению – напрасные старания изобразить, будто это совпадение. Он был уверен, что она заранее договорилась с Вьянелло и что у бокового выхода стоит полицейская лодка Бонсуана с заведенным мотором.
– Вы очень хорошо выглядите, синьор! – так приветствовал его Вьянелло.
– Спасибо, Вьянелло, – поблагодарил он.
Когда одевался, был удивлен – как свободны ему брюки. Очевидно, лихорадка сожгла добрую часть веса, который набрал за зиму, а отсутствие аппетита довершило дело.
Паола пошла по коридору, а Брунетти повернулся к Вьянелло и спросил:
– Где они?
Объяснения сержанту не понадобились.
– Нету. Обеих.
– Куда делись?
– Синьорину Лерини забрали в частную клинику.
– Куда?
– В Рим. По крайней мере нам так сказали.
– Проверяли?
– Синьорина Элеттра подтверждает это. – И прежде чем Брунетти успел спросить, уточнил: – Это организовал орден Святого Креста.
Каким именем воспользоваться в следующем вопросе, он не сразу решил, но наконец спросил:
– А Мария Теста?
Проголосовал этим именем за решение, которое, он надеялся, она приняла.
– Она исчезла.
– Как это – исчезла?
– Гвидо, – Паола вернулась к ним, – не может ли это подождать?
Повернулась и двинулась по коридору к боковому выходу из больницы и ожидающей полицейской лодке. Брунетти последовал за ней. Вьянелло шел с ним в ногу.
– Расскажите мне, – попросил Брунетти.
– Мы держали там охрану первые несколько дней после того, как вы попали сюда.
Брунетти перебил:
– Кто-нибудь пытался ее посетить?
– Тот священник; но я ему – приказано к ней никого не допускать. Он пошел к Патте.
– И что?
– Патта денек поувиливал, а потом заявил, что мы должны спросить ее, хочет ли повидать священника.
– И что она?
– А я ее так и не спросил. Но передал Патте, что она сказала – не хочет его видеть.
– И что потом случилось?
Но тут они дошли до выхода из больницы. Паола стояла снаружи, придерживая дверь, и, когда он ступил за порог, провозгласила:
– Добро пожаловать в весну, Гвидо!
Так оно и было. За десять дней, которые он провел в помещении, весна волшебно продвинулась и завоевала город. Воздух мягкий, все растет, брачные крики птиц наполняют небо… Из решетки на кирпичной стене у канала пробивается желтая россыпь форзиции. А вон и Бонсуан – стоит у руля полицейского катера, притянутого к ступеням, что ведут к каналу. Рулевой приветствовал их кивком и тем, в чем Брунетти заподозрил улыбку.
Бормоча «Buon giorno», Бонсуан помог Паоле, потом погрузил Брунетти – тот чуть не споткнулся, ослепленный взрывом солнечного света. Вьянелло отвязал причальный канат, взошел на борт, и Бонсуан вывел катер на канал Джудекка.
– Так что же? – не отставал Брунетти.
– Потом одна санитарка ей сказала, что священник хочет ее видеть, но мы его не пускаем. Через какое-то время с этой санитаркой я поговорил, и она сказала, что она – Теста то есть – вроде как испугалась, что он хочет с ней встретиться. И еще санитарка сказала – вроде рада была, что мы его не пустили.
Справа от них пронеслась скоростная лодка, брызгая водой. Вьянелло отскочил, но вода, не причинив ущерба, плеснула в борт катера.
– А потом? – продолжал Брунетти.