81 
– Хорошо, но только пять минут.
Так говорят люди, когда им выпадает шанс применить хоть ограниченную власть.
Брунетти ждал, что, сказав это, она уйдет, но она лишь передвинулась в торец кровати и открыто слушала их разговор.
– Вы ехали на велосипеде, и вас сбила машина. И вы были на Лидо, где работали в частной клинике.
– Но это же невозможно… Говорю вам – я никогда не была на Лидо, никогда. – И вдруг опомнилась. – Извините, синьор Брунетти. Расскажите мне, что вы знаете.
– Вы там проработали около месяца. А ушли из дома престарелых несколькими неделями раньше. Какие-то люди помогли вам найти работу и жилье.
– Работу?…
– В клинике. Работу в прачечной.
Она прикрыла глаза, потом открыла:
– А я ничего не помню о Лидо. – И снова рука ее потянулась к виску. – Но почему вы здесь?
По ее тону он понял – помнит, чем он занимается.
– Вы пришли ко мне в кабинет несколько недель назад и попросили кое-что проверить.
– Что? – Она в размышлении, недоуменно покачала головой.
– Нечто происходившее, по вашему мнению, в доме престарелых Сан-Леонардо.
– В Сан-Леонардо? Но я там никогда не была.
Руки ее с усилием сжались в кулаки поверх одеяла, и он решил, что нет смысла продолжать.
– Ничего, мы это оставим. Может быть, вы вспомните, что произошло. Вам надо отдыхать и кушать – и обретать силы.
Сколько раз он слышал, как она сама говорит то же его матери…
Монахиня шагнула вперед:
– Достаточно, синьор.
Пришлось подчиниться: он протянул здоровую руку и похлопал Марию по запястью.
– Все будет хорошо. Худшее позади. Пока что отдыхайте и поправляйтесь. – Он улыбнулся и развернулся к выходу.
Он еще не дошел до двери, когда Мария сказала монашке:
– Сестра, мне неудобно беспокоить вас, но не могли бы вы принести мне… – И замолкла в нерешительности.
– Судно? – Монахиня не понизила голоса.
Мария смущенно кивнула. Губы монахини сжались в недовольстве, которое она не старалась скрыть. Она повернулась и пошла к двери, открыла ее и придержала, ожидая Брунетти.
Тонкий, испуганный голос Марии произнес им в спину:
– Сестра, можно ему остаться здесь, пока вы не вернетесь?
Та глянула на нее, на него, но промолчала; вышла из палаты и закрыла дверь.
– Это была черная машина, – сказала Мария без предисловий. – Я их не различаю, но эта была очень большая и ехала прямо на меня. Это была не случайность.
Пораженный комиссар застыл на месте:
– Вы помните? – И двинулся к кровати. Мария предупреждающе подняла руку:
– Оставайтесь там. Не хочу, чтобы она знала, что мы разговаривали.
– Почему?
На этот раз губы Марии сжались в раздражении:
– Она одна из них. Если узнают, что я все помню, они меня убьют.
Он поглядел на нее издали и чуть не пошатнулся – такая ощутимая энергия исходила от нее.
– Что вы собираетесь делать, Мария?
– Выживать, – отчеканила она.
Открылась дверь, и вошла монахиня с непокрытым судном; она проскочила мимо него и направилась к кровати.
Брунетти не рискнул повернуться и поглядеть на Марию напоследок. Когда он шел по коридору в сторону психиатрического отделения, ему вдруг показалось, что покрытие у него под ногами стало неровным. В глубине души он понимал, что это лишь усталость, но тем не менее стал вглядываться в лица встречных – не искажены ли они страхом или паникой; если это и правда землетрясение, у него отляжет от сердца. Внезапно испугавшись, что пытается ухватиться за подобную возможность, он пошел в бар на нижнем этаже и заказал panino [32] , но не тронул, когда его принесли. Выпил стакан абрикосового нектара – не любил его вкуса, но понимал, что это необходимо; потом попросил стакан воды и принял еще две таблетки. Глядя на окружающих его в баре людей – в повязках, лубках и гипсе, – первый раз за этот день почувствовал себя как дома.
Когда комиссар снова двинулся к своей цели, он чувствовал себя лучше, хотя не сказать чтобы хорошо. Пересек открытый двор, прошел мимо рентгеновского отделения и толкнул двойные стеклянные двери. И как только он это сделал, в дальнем конце коридора увидел приближающуюся фигуру в белой сутане… Комиссар снова задался вопросом: то ли он потерял рассудок, то ли землетрясение происходит у него внутри… Но нет, это ни больше ни меньше как сам падре Пио идет ему навстречу в черной шерстяной пелерине, схваченной на шее пряжкой, сделанной, как вдруг с поразительной ясностью увидел Брунетти, из австрийского талера эпохи Марии Терезии.
81 
