Особенно,... 
70 
Но дело в том, что я-то не был негодяем. И Наталия вовсе не была несчастной женщиной. Она никогда не позволила бы обижать себя. Будь я таким кретином, каким меня представляла эта статья, она послала бы меня куда подальше на следующий день после знакомства.
Первый вопрос: кто назвал мое имя? Явно не Сара Новак, но кто-то из ее приспешников, наверное, этот комиссар с жирными волосами. Разве можно доверять чуваку, который настолько не умеет одеваться?
Церемония прошла быстро и сухо. Собралось человек тридцать. Ни один родственник Наталии из Венгрии не приехал. Видимо, этот скряга, Кемп, отказался оплатить им билеты.
Мир моды был представлен всего-навсего тремя или четырьмя манекенщицами второго эшелона — они думали, что появление рядом с человеком, подозреваемым в двойном убийстве, будет полезным для карьеры. Все модельеры, которым раньше так нравилось крутиться вокруг Наталии, предпочли отдать дань ее памяти, не выходя из дому.
Я смотрел на гроб, опускавшийся в яму медленно, словно в невесомости. Я не мог запретить себе думать о том, во что превратился труп Наталии. Наверняка время уже начало свою неумолимую разрушительную работу. Это совершенное тело, уже и так обезображенное пилой судмедэксперта, теперь, наверное, раздулось от газов. Я вздрогнул, представив, как черви копошатся в ее желудке, проедают ее нежную кожу. От женщины, которую я так любил, осталась только бесформенная оболочка. Я вытер глаза и отвернулся.
Рука Лолы, выписавшейся этим утром из больницы, дотронулась до моей руки. Это прикосновение принесло мне некоторое облегчение, хотя вслед за ним в душе снова проснулись угрызения совести.
— Мне так жаль... — прошептал я еле слышно.
Я говорил искренне. Я жалел Наталию. Я жалел о каждой секунде нашей связи. Я жалел, что не сумел ни удержать ее, ни помешать ее смерти. Я жалел о том, что посмертно изменил ей с Лолой.
Я был ни на что не годным мерзавцем. Я профукал все хорошее, чем обладал.
Священник торопливо пробормотал, что Господь в первую очередь призывает к себе лучших из нас и что-то еще, столь же банальное, перекрестил гроб и поспешил к своей служебной машине.
Мы остались у могилы, предоставленные самим себе, не зная, как вести себя дальше. Я раньше вообще не бывал на похоронах, даже на похоронах собственной матери. Поэтому я ждал, чтобы кто-то начал что-то делать. Кемп, как обычно, взял инициативу в свои руки и подошел к могиле. Пролепетав одну или две фразы, он сделал вид, что вытирает слезы, и отступил назад.
Все цепочкой прошли мимо ящика из драгоценных пород дерева, обитого узорчатой тканью по эскизам Донателлы Версаче, о чем говорилось в статье, где меня назвали убийцей. Милашка Донателла обожала напоминать всем о своей дружбе с известными покойниками, начиная с леди Дианы (Наталия испытывала к Донателле откровенное отвращение, но я приберегал эту важную информацию на тот случай, если какой-нибудь издатель предложит мне миллион евро за мемуары серийного убийцы).
Ожидая своей очереди предстать перед могилой, я припоминал всех модельеров, которым мог бы позволить обить собственный гроб.
Не особенно раздумывая, я остановил свой выбор на Джордже Армани. Настоящий итальянский шик. Уж он-то сумеет со вкусом подобрать ткань в темных тонах. Ничем не похожую на яркую блевотину от Донателлы.
Когда наконец настал мой черед, я подошел и замер над открытой ямой. Все затаили дыхание. Беспрерывный стрекот вспышек создавал странный звуковой фон.
Чего они ждали? Что я начну рвать на себе волосы и публично признаюсь в своей вине? Что я брошусь на землю и буду обнимать гроб той, которую я якобы убил? Что я буду взывать к милости небес, а не к людскому правосудию, а потом пущу себе пулю в рот?
Все это так искусственно, так вульгарно, все это уже было. Чистой воды Донателла, несовместимая с духом Армани. Пошли они все в задницу, сволочи.
Я спокойно стоял и смотрел на гроб. Через минуту напряжение, как среди собравшихся, так и среди репортеров, спало.
Я в очередной раз обманул их надежды. Я не уважил зрителей. Я не продемонстрировал им лучшего, на что был способен, не выразил искреннего раскаяния, которого они так ждали. Моя ничтожная личность никак не могла соответствовать статусу звезды прессы.
Постепенно стая шакалов рассеялась. И скоро на кладбище Пер-Лашез воцарилось обычное спокойствие. У могилы остались только четыре человека: Кемп, Лола, Дмитрий и я.
70 
