38 
Уставшее тело, словно почуяв предстоящую работу, заныло. Заболели натруженные руки, резко свело икры. Может, действительно отдохнуть?
Я прижался лбом к теплой скале, постоял так несколько минут, потом открыл рот и вцепился резцами в камень.
Не могу сказать, сколько ушло времени на подъем — час, два, три, но это были самые долгие и тяжелые часы в моей жизни. Перевалив край обрыва, я даже не смог встать, оставшись лежать там, куда выполз…
* * *
— Эге-гей! Где блуждает душа твоя, о просветленный?!
— Что?
— У тебя такой взгляд, словно кирпичом по голове получил. Шампанское по мозгам ударило?
— Давно?
— Что?
— Ну, взгляд у меня такой?
— Да уж с минуту, наверное.
— Ой, мамочка! — я попытался встать, и испытал такое ощущение, словно сквозь мышцы спины продернуты суровые нитки. На глаза навернулись слезы.
— Да что с тобой такое, Игорек?
— Сейчас, расскажу. — Не без труда добравшись до дивана, я перевел дух и попытался объяснить происходящее. — Ты знаешь, Гриша, последнее время, как выпью, так со мной начинают происходить странные вещи. Я оказываюсь в другом мире, где-то в горах. Там охотятся на драконов, там дерутся на странных гибридах меча и топора, там дома, водопады, еда… Другая еда, своя. Свои обычаи… Это другой мир, совсем другой!
— Ну и что? Сон, галлюцинация…
— Галлюцинация? Да? А это? — я сдернул спецовку и показал шрам от ольхона охотника на руке. — Во сне поцарапался? А это? — я схватил стакан, сунул в рот, прожевал и выплюнул осколки на пол. — Тоже сон?
— И из чего я буду теперь пить? — с недоумением поинтересовался Капелевич.
— Счас, сделаем, — стеная при каждом шаге, я дошел до шкафа, взял старую пустую бутылку, скусил горлышко и аккуратно обгрыз стекло, изготовив таким образом некое подобие стакана. Гриша, наблюдая за этими манипуляциями, задумчиво болтал бутылку, потом вскинул ее ко рту и внезапно выпучил глаза. Он явно забыл, что пить из горла шампанское отнюдь не так просто, как воду. Он подпрыгнул, добежал до меня, выхватил свежеизготовленный стакан, оторвал бутылку ото рта и пустил пенную струю шампанского в импровизированный бокал.
— Нет ты видел?! Какое изощренное германское коварство! Они это специально задумали, ей богу специально!
— Не крути хвостом. Ты можешь сказать, что со мной происходит?
— Могу… — он наполнил бокал, отошел к дивану, сел, сделал несколько глотков. — Конечно, могу.
— Ну?! — потребовал я, усевшись рядом.
— Сейчас. — Он неторопливо выпил шампанское, и только потом заговорил. — Ты никогда не задумывался о том, насколько мир в котором мы живем, отличается от мира, который мы видим?
— Это чем?
— Ох, Игорек, You studied badly at school. Всем. Начиная с того, что земля не такая плоская, как кажется, а Солнце не крутится вокруг Земли, и кончая тем, что мы можем увидеть одиночный фотон, прилетевший с другого края вселенной и при этом не заметить потока жесткого излучения, способного зажарить нас в течении минуты. Мы можем без труда отличить на вкус соль от сахара, но не можем отличить гранит от чугуна. Мы способны различать только то, что нужно для конкретного проживания, и ничего более. Мир, который видит каждый из нас, заметно отличается от того, который видят остальные. Но в детстве нас начинают учить, что вон то нечто, похожее на взрыв на макаронной фабрике, называется прямая, а вон то, пляшущее на месте, называется зеленым цветом. Мы приучаемся называть одинаковыми словами одинаковые явления, которые все видим по-разному.
— Ну и что?
— А то, что мы слишком доверяем своему здравому смыслу, хотя он дурит нас постоянно: нам кажется, что лишняя грязь ухудшит качество стекла, а происходит наоборот — потому, что оптика подчиняется формулам, а не здравому смыслу. Мы дуем между страницами, чтобы их раздвинуть, а они слипаются — потому, что законы аэродинамики не имеют отношения к здравому смыслу. Мы слишком привыкли доверять тому. что видим. И даже начинаем считать то, что видим, истинной. В нашем питерском Университете как-то поставили эксперимент: одели студенту очки, которые переворачивали мир в его — глазах вверх ногами. И всего через неделю он опять стал видеть город нормальным, хотя очки не снимал.
— Ну и что?
— Вот an ass! Я тебе объясняю, что мир вокруг отнюдь не такой, каким кажется, но наши мозги преобразуют электро-магнитно-гравитационную мешанину вокруг в четкую внятную картинку, в которой мы способны нормально ориентироваться и принимать правильные решения. На этой картинке есть то, что нужно для проживания и нет того, что на выживаемость не влияет. Ты когда-нибудь видел магнитное поле Земли? Нет. Тебе это не нужно. А черепахи видят, они по магнитным линиям в миграциях ориентируются. Мы не видим воздух, в котором можно ходить, но видим стену, на которую можно опереться, хотя и то, и другое — абсолютная пустота. Если сжать нашу планету так, чтобы между атомами не осталось пустоты, получится шарик в три сантиметра диаметром. Но эту пустоту мы воспринимаем как твердое препятствие! Видим движение маятника, но не видим потока жесткого излучения той же плотности, чувствуем запах самой махонькой котлетки, которую можно съесть, и не чуем запах огромной кувалды, которая все равно не съедобна.
38 
