Грэлэм едва успел схватить ее за талию, потом повернул лицом к себе.
Кассия не издала ни звука. Онемев, она смотрела на его покрытую волосами грудь и ждала.
— Если я вторгнусь в твое прелестное тело, ты опять окажешься теплой, нежной и готовой принять меня? — Голос мужа звучал дразняще.
Она покачала головой, боясь заговорить, боясь сказать что-нибудь, о чем позже пожалеет.
Его рука потянулась к ее волосам, ухватила их и привлекла ее голову ближе.
— Ты снова будешь стонать от наслаждения еще до того, как я овладею тобой?
Она заметила слабый отпечаток своей ладони на его щеке.
— Ударишь меня? — спросила Кассия.
— Ты этого заслуживаешь, — ответил Грэлэм, глядя на ее маленькие белые груди. — Но нет. Существует более действенное наказание. Разве я не прав? Я просто должен быть уверен, что твой страх передо мной полностью лишит тебя возможности наслаждаться.
Она затрепетала.
— Ты силой овладеешь мною, как когда-то бедной Мэри?
— Почему бы и нет? — ответил он грубо, ненавидя себя за то желание, которое она в нем возбуждала. — Я могу делать с тобой что угодно, все, что пожелаю. Ты, моя жена.
— Пожалуйста, Грэлэм, — прошептала Кассия, стараясь отстраниться, ускользнуть от его жадных рук, — не причиняй мне боли!
Он поднял ее на руки и отнес на постель.
— Хорошо, я не причиню тебе боли, но и не дам наслаждения!
Он заставил ее лечь на живот и раздвинул ей ноги. Кассия слышала его неровное дыхание и, закрыв глаза, решила подчиниться и претерпеть унижение. Она чувствовала, что он смотрит на нее, и, когда его пальцы дотянулись до нее и коснулись ее тела, она затрепетала и тихо вскрикнула.
— Ложись спать. — Грэлэм грубо выругался. — я не желаю тебя.
Она свернулась в клубочек, натянув покрывало до подбородка. Слезы жгли ей глаза, но она смахнула их быстро и гневно.
Кассия уснула. Однако сон ее был прерван; она проснулась от собственного стона, вызванного неизъяснимым наслаждением, зарождавшимся где-то глубоко внутри ее тела и, как лучи, расходившимся от этого незримого источника. Она ощутила прикосновение его горячих губ; он целовал и ласкал ее, и воспоминания об унижении изгладились из ее памяти.
Он овладел ею, и все тело ее растворилось, растаяло в немыслимо приятных ощущениях.
Но даже когда тело ее было пресыщено ласками и наслаждением, ум не мог освободиться от беспорядочно мятущихся мыслей. Как могла она откликнуться на его страсть с такой легкостью после всего, что он сказал и сделал? «Я ничтожество и дура», — подумала Кассия.
Глава 29
Тяжелый плащ стеснял движения, но Кассия пренебрегла этим и приняла от Эвиана следующую стрелу. Она вставила стрелу в лук на предназначенное место и натянула тетиву с такой силой, что ее согнутые и собранные щепотью пальцы коснулись щеки. Не выпуская из поля зрения мишень, Кассия выпустила стрелу. К своему беспредельному удивлению и радости, она услышала стук и увидела, что стрела угодила прямо в соломенную мишень.
— Отличный выстрел, миледи! — радовался Эвиан, хлопая в ладоши.
Кассии хотелось и самой закричать и запрыгать как дитя. Каким бы скромным ни был ее успех, это все же был успех. Ей никогда не сравниться с леди Чандрой, но все-таки она поразила мишень с двадцати футов!
— Я теперь стреляю лучше? — спросила она, и глаза ее сверкнули.
Мальчик восторженно закивал головой. Тут Кассия заметила, что он дрожит от холода.
— О, Эвиан, — сказала она, — ты замерзаешь! Довольно!
Но Эвиан не пропустил задумчивый взгляд, брошенный Кассией на оставшиеся в кожаном колчане стрелы.
— Нет, миледи, — сказал мальчик твердо, — у вас есть еще шесть стрел.
— Я вижу, как при каждом слове у тебя идет пар изо рта, — попеняла она ему.
— Это потому, что нет солнца, — сказал Эвиан и подал ей следующую стрелу.
Тем временем Рольф бродил между яблонями, стоявшими с обнаженными ветвями. В это время года фруктовый сад выглядел сиротливо. «Клянусь мощами святого Петра, — думал Рольф, — становится все холоднее!» Он заговорил было, но потом передумал и замолчал, глядя, как Кассия выпускает стрелу за стрелой. Все три стрелы попали в цель, и одна из них оказалась совсем близко от центра темно-синего круга.
Старый вояка улыбнулся, вспоминая, как был изумлен, когда Кассия после возвращения из Лондона пустила свою кобылу рядом с его лошадью, и он ощутил ее внимательный, изучающий взгляд.