83 
— Нет, это я должен ему позвонить. Я обещал Полу…
— Он мой брат. Я к его штучкам привыкла. А тебе придется взять на себя Верда. Мне просто дурно станет, если я в ответ услышу, что Иисус в эту минуту со мной…
— Знаю. Но кто-то ведь должен ему сообщить. — Алекс горько улыбнулся. — Он, вероятно, захочет прочитать проповедь на похоронах.
Линн пришла в ужас:
— О нет! Ты не должен этого допустить.
— Знаю, — Алекс наклонился вперед и, снова взяв стакан, отпил глоток бренди. — Знаешь, какой сегодня день?
Линн оцепенела:
— Господи помилуй!
Преподобный Томас Мэкки положил телефонную трубку и погладил серебряный крест, лежавший поверх его лиловой шелковой сутаны. Его американским прихожанам очень нравилось, что у них британский священник, и, поскольку они не делали различия между шотландцами и англичанами, он поражал их жадное до эффектов воображение. Самыми пышными атрибутами Высокой Англиканской церкви. Это было проявление тщеславия с его стороны — он это признавал, — но такое, в сущности, безобидное.
Однако отсутствие секретаря, взявшего однодневный отпуск, и пустота кабинета позволили ему отбросить позу и дать волю бурным и смешанным чувствам, которые вызвала в нем смерть Зигги Малкевича. Хотя Верд и прибегал в своей деятельности к некоторым циничным трюкам, но убеждения его были искренними и глубокими. Он совершенно искренне верил, что Зигги грешник, на котором лежит несмываемое пятно гомосексуализма. Библия ясно и недвусмысленно запрещала этот грех и осуждала его. Даже если бы Зигги искренне раскаялся, ему все равно грозила бы небесная кара. Но насколько Верд понимал, Зигги умер, как жил, с восторгом предаваясь своему греху. Его ужасная гибель явно имела какую-то связь с его пороком. Эта связь была бы очевидней, если б Господь наслал на него СПИД. Но в голове Верда уже крутился сценарий того, как Зигги мог стать жертвой собственного опасного выбора. Возможно, некий случайный знакомец, которого он выбрал в партнеры, дождался, пока он заснет, ограбил его и поджег дом, чтобы скрыть преступление. Возможно, они курили марихуану и причиной пожара стал непогашенный окурок.
Словом, как бы это ни случилось, смерть Зигги напомнила Верду о том, что можно ненавидеть грех и любить грешника. Ведь нельзя было перечеркнуть дружбу, которая поддерживала его все школьные годы, когда его собственный буйный дух застил ему истинный свет, когда он и в самом деле был Вердом-Вывертом. Без Зигги он обязательно влип бы в серьезные неприятности. Или того хуже.
Память сама вытащила из своих глубин ряд моментальных снимков. Зима 1972 года. Год школьных выпускных экзаменов. У Алекса обнаружился талант залезать в машины, не повреждая замков. Для этого требовалась гибкая металлическая полоска, а также изрядная ловкость рук. Это позволяло им чувствовать себя анархистами. Поступали они так. Прихватив пару банок пива в баре «Гавань», они отправлялись в ночь. На пути от бара до автобусной остановки они наобум выбирали автомобиль. Алекс просовывал свою металлическую ленточку в щель автомобильной дверцы и отжимал замок. Затем Зигги и Верд забирались внутрь и писали какое-нибудь послание на внутренней стороне ветрового стекла. Красной нестирающейся помадой, стыренной из «Бутс-зе-Кемист». Обычно они писали какую-нибудь строчку из «Смеющегося гнома» Дэвида Боуи. Это всегда приводило всю четверку в восторг. Они просто умирали со смеху.
Затем они выбирались из машины и, хихикая как идиоты, тщательно запирали все дверцы. Это была игра одновременно идиотская и умопомрачительная.
Как-то раз Верд забрался на водительское кресло «форда-эскорт». Пока Зигги писал, он открыл пепельницу и увидел там запасной ключ. Зная, что воровство в программу никак не входит и что Зигги наверняка помешает его шалости, Верд дождался, когда друг вылезет из машины, вставил ключ в зажигание и включил мотор. Он помигал всеми огнями, увидел в их свете потрясенные лица друзей. Сначала он хотел их только удивить, но его понесло. Верд никогда раньше не водил машину, но теорию знал и много раз наблюдал за отцом, так что считал себя готовым автомобилистом. Он снял машину с тормоза, перевел рычаг и тронулся с места.
Рывками он вывел машину с места парковки и направился в сторону Променада, двухмильной полосы, идущей вдоль дебаркадера. Огни уличных фонарей слились в одно оранжевое пятно, алые буквы сделанной ими надписи на лобовом стекле стали черными на просвет, а он мчался, со скрежетом переключая скорости. Он так хохотал, что не мог толком разглядеть улицу.
83 
