71 
— Лейтенант, от меня ускользает смысл этапа «станем единым телом», — сказал Адамберг.
— Вы никогда не тренировали приемы ближнего боя? Когда соперник нападает сзади?
— Нет.
— Показываю позу. — Ретанкур встала. — Обезличенно. Человек стоит. Я. Большой и толстый, тут нам повезло. Другой человек легче и меньше ростом. Вы. Вы под халатом. Голова и плечи прижаты к моей спине, руки обвиты вокруг талии, то есть лежат на животе, их не видно. Теперь ноги. Они закручены вокруг моих ног, а ступни цепляются за мои икры. Я стою в углу комнаты, скрестив руки и слегка расставив ноги, чтобы опустить центр тяжести. Ясно?
— Боже мой, Ретанкур, вы хотите, чтобы я, как обезьяна, повис на вашей спине?
— Как морской язык. Главное — прижаться как можно теснее. Это займет несколько минут, максимум две. Ванная крошечная, они ее быстро обыщут, не глядя на меня. Я не буду шевелиться. Вы тоже.
— Это глупо, Ретанкур, они заметят.
— Не заметят. Я крупная. Я завернусь в халат, буду стоять в углу, лицом к ним. Чтобы вы не соскользнули, надену ремень, за него вы и ухватитесь. Туда же мы прикрепим ваш бумажник.
— Я тяжелый. — Адамберг покачал головой. — Я вешу семьдесят два килограмма, вы отдаете себе в этом отчет? Ничего не получится, это безумие.
— Получится. Я уже дважды это проделывала, комиссар. С братом, полиция частенько тягала его то за одно, то за другое. В девятнадцать лет он был приблизительно вашего роста и весил семьдесят девять килограммов. Я надевала халат отца, а он висел у меня на спине. Нам удавалось простоять неподвижно четыре минуты. Надеюсь, это вас успокоит.
— Ну, если Виолетта уверена, — вмешался обалдевший Рафаэль, — тогда…
— Если она уверена… — повторил Адамберг.
— Уточним одну вещь, прежде чем поставить точку. Мы не можем себе позволить рисковать и провалить операцию. Наше оружие — правдоподобие. Я буду лежать в ванне голой, и халат, разумеется, тоже будет надет на голое тело. Вам действительно придется цепляться за меня. Можете надеть трусы, но ничего больше. Во-первых, одежда скользит, а во-вторых, ткань халата не будет падать естественно.
— Лишние складки, — сказал Рафаэль.
— Именно. Рисковать мы не будем. Понимаю, вас это смущает, но сейчас нам не до щепетильности. Расставим все точки над «i».
— Меня это не смущает, — решился Адамберг, — если это не смущает вас.
— Я вырастила четырех братьев и в экстремальных ситуациях считаю смущение непозволительной роскошью. А мы как раз в такой ситуации и находимся.
— Хорошо, Ретанкур, но, даже если они уйдут от вас ни с чем, наблюдение не снимут и перевернут гостиницу вверх дном.
— Разумеется.
— То есть из здания я выйти не смогу.
— Выйдет он. — Ретанкур кивнула на Рафаэля. То есть вы — в его обличье. Вы покинете гостиницу в одиннадцать, в его костюме, галстуке, ботинках и пальто. Когда мы приедем, я сделаю вам такую же стрижку. Все получится. Издалека вы почти неразличимы. Кроме того, они полагают, что вы маскируетесь под бродягу. Полицейские видели, как мужчина в синем костюме входил в гостиницу в половине одиннадцатого. Он выходит в одиннадцать, и им на него плевать. Бизнесмен — то есть вы, комиссар, — спокойно идет к своей машине.
Адамберги потрясенно внимали лейтенанту. Комиссар начинал осознавать весь размах плана, базирующегося на двух полярных феноменах — тучности и худобе. Соединившись, они становились неожиданной силой, ударом быка, нанесенным с точностью укола иглой.
— Что дальше? — спросил Адамберг, чувствуя, как к нему возвращается мужество.
— Вы поедете на машине Рафаэля и оставите ее в Оттаве, на углу Северной улицы и бульвара Лорье. В одиннадцать сорок сядете в автобус до Монреаля. Настоящий Рафаэль уедет гораздо позже, вечером или на следующий день. Полицейские снимут охрану. Он заберет свою машину и вернется в Детройт.
— А почему не поступить проще? — предложил Адамберг. — Рафаэль приезжает до звонка суперинтенданта, я беру его костюм и машину и уезжаю до начала тревоги. А он уезжает после меня, на автобусе. Так мы избежим риска ближнего боя в ванной. Когда они явятся, не будет никого — ни его, ни меня.
— Его фамилия останется в компьютере, а если он зайдет как гость, они это тоже зафиксируют. Мы усложняем не ради удовольствия, комиссар, а чтобы не впутывать Рафаэля. Если он приедет раньше, чем обнаружится ваше бегство, его обязательно засекут. Допросят портье и узнают, что некий Рафаэль Адамберг был этим утром в гостинице и сразу уехал. Или выяснится, что у вас был посетитель. Это опасно. Они вычислят подмену, Рафаэля возьмут в Детройте и обвинят в пособничестве. А если он приедет после обыска, когда о побеге станет известно, на него никто не обратит внимания. Даже если потом полицейские обнаружат его фамилию, они смогут обвинить его лишь в том, что он приезжал повидаться с братом. Но опоздал. Никакого криминала.
71 
