— Мне не показалось, что он лжет.
— Если так, все обстоит еще хуже. Значит, у него с головой совсем плохо, слетел с катушек.
— Не согласен, сэр.
— Это просто курам на смех, Санкартье. В его истории нет ни слова правды, все вымысел — от и до.
— Но он ведь не придумал эти убийства.
— Сержант, ты уже несколько дней пытаешься усидеть на двух стульях, — сказал Лалиберте, жестом предложив Санкартье сесть. — У меня кончается терпение. Слушай и включи мозги. В тот вечер Адамберг мечтал о «зеленом змие», так? Он столько принял на грудь, что был пьян как свинья. Выйдя из «Шлюза», еле ноги волочил и не мог выговорить ни слова. Бармен именно так и сказал. Правильно?
— Правильно.
— Он был агрессивен. «Если копы подойдут, я тебя проткну». Я тебя проткну, Санкартье, тебе это ничего не напоминает? В смысле орудия преступления?
Санкартье согласился.
— У них с блондинкой была любовь. А она ходила на тропу. Правильно?
— Правильно.
— Может, она его бросила, а он был ревнив и сорвался. Такое возможно?
— Да, — согласился Санкартье.
— Моя версия: она вешала ему лапшу на уши насчет беременности. Может, хотела заставить жениться. И это плохо кончилось. Он не натыкался на ветку, Санкартье, он дрался с девушкой.
— Мы даже не знаем, встретились они или нет.
— Что ты пытаешься доказать?
— Я всего лишь сказал, что пока у нас нет доказательств.
— Мне надоела твоя упертость, Санкартье. Доказательств полно! В том числе его отпечатки на ремне!
— А если он оставил их до того? Они ведь были знакомы.
— Сержант, тебя что, заклинило? Она только что купила этот ремень. На тропе он внезапно увидел девушку. У него съехала крыша, и он ее убил.
— Понимаю, суперинтендант, но не могу в это поверить. Адамберг и убийство? Нет, невозможно.
— Не умничай. Вы были знакомы две недели. Что ты о нем знаешь? Ничего. Он изверг. И он убил ее, проклятый сукин сын. Если тебе нужно доказательство его безумия — пожалуйста: он не знает, что делал той ночью. Он все забыл. Так?
— Да, — кивнул Санкартье.
— И вы поймаете эту сволочь. Костьми ляжете, будете работать сверхурочно, пока он не окажется за решеткой.
XXXVIII
Записка Виолетты, в которой она просила приютить ее друга, подействовала на Базиля, как приказ с самого верха, так что он ничуть не удивился виду измученного человека без багажа.
— Подойдет? — спросил он, открыв дверь маленькой комнаты.
— Да. Большое спасибо, Базиль.
— Прежде чем ты ляжешь, я тебя чем-нибудь накормлю. Виолетта грандиозная женщина, правда?
— Мать-Земля, говоря высоким стилем.
— Как ей удалось провести всех копов в Гатино? — спросил Базиль, явно радуясь успеху своей подруги.
Итак, Базилю известно главное. Маленький человечек с дивным цветом лица и очках в красной оправе сгорал от любопытства.
— Можешь рассказать про ее фокус? — попросил он.
Адамберг в двух словах описал операцию.
— Нет, — прервал его Базиль, вернувшись с бутербродами, — брось этот телеграфный стиль и расскажи обо всем подробно.
Адамберг описал все приемы Ретанкур, в том числе Ретанкур-невидимку в ККЖ и Ретанкур-кариатиду в ванной. Базиль особенно веселился, слушая рассказ о моральных страданиях Адамберга.
— Одного не понимаю, — подвел итог комиссар, — как она не упала. Я вешу семьдесят два килограмма.
— Знаешь, Виолетта — спец в таких делах. Она преобразует свою энергию во что захочет.
— Я знаю. Она мой лейтенант.
«Она была моим лейтенантом», — подумал он, входя в комнату. Даже если они пересекут Атлантику, в отдел он не вернется, а станет прятаться, как разыскиваемый преступник. Ладно, все потом, сказал он себе. Рассортировать образцы, разрезать на пластинки. Разложить по ячейкам.
Ретанкур присоединилась к ним около девяти вечера. Воодушевленный встречей Базиль приготовил комнату, ужин и выполнил ее указания. Он принес Адамбергу одежду, бритву, туалетные принадлежности и все необходимое на неделю.
— Плевое дело, — рассказывала Ретанкур, поедая блинчики с кленовым сиропом.
Адамберг вспомнил, что так и не купил сироп для Клементины. Миссия невыполнима, так сказать.
— Полицейские снова заявились около трех. Я читала, лежа на кровати, и разыграла для них целый спектакль: ужасное беспокойство за вас, уверенность в том, что произошел несчастный случай. Лейтенант волнуется за своего шефа. Бедная Жинетта, она меня почти жалела. С ними был Санкартье.