66 
Комиссар быстро собрал сумку. Он рассчитывал ехать всю ночь, поспав два часа в дороге, и приехать в Детройт утром, чтобы не упустить брата. Он так давно не видел Рафаэля, что даже не волновался — таким нереальным казалось ему все это предприятие. Он надевал футболку, когда в номер вошла Ретанкур.
— Черт, Ретанкур, могли бы постучать.
— Простите, боялась вас упустить. Когда мы отправляемся?
— Я еду один. Это частное дело.
— У меня приказ, — уперлась лейтенант. — Я вас сопровождаю. Повсюду.
— Вы мне симпатичны, Ретанкур, и я знаю, что вы готовы помочь, но это мой брат, мы не виделись тридцать лет. Так что оставьте меня в покое.
— Сожалею, но я еду. Не волнуйтесь, я вам не помешаю.
— Отпустите меня, лейтенант.
— Как хотите, но ключи от машины у меня. Пешком вы далеко не уйдете.
Адамберг шагнул к ней.
— Вы сильный человек, комиссар, но ключей у меня не отберете. Давайте бросим эти детские штучки. Мы едем вместе и будем вести машину по очереди.
Адамберг остыл. Сражаясь с Ретанкур, он потеряет не меньше часа.
— Ладно, — смирился он. — Раз уж вы прицепились, как репей, идите собирать вещи. У вас три минуты.
— Я уже собралась. Встречаемся у машины.
Адамберг оделся и присоединился к своему лейтенанту на парковке. Белокурая телохранительница направила всю свою энергию на его охрану, причем исключительно навязчивую охрану.
— Я сяду за руль, — объявила Ретанкур. — Вы полдня боролись с суперинтендантом, а я дремала на стуле и прекрасно отдохнула.
Ретанкур отодвинула сиденье, чтобы устроиться поудобнее, и включила зажигание. Когда стрелка спидометра подобралась к отметке 90 километров в час, Адамберг призвал лейтенанта к порядку, и она сбавила скорость. В конечном итоге, Адамберг был рад возможности расслабиться. Он вытянул ноги и сложил руки на животе.
— Вы не сказали им, что он умер, — бросила Ретанкур, когда они отъехали на несколько километров.
— Они узнают завтра утром. Вы зря волновались — у Лалиберте на меня ничего нет. Кроме анонимки. Мы закончим во вторник и улетим в среду.
— Если закончите во вторник, в среду мы не улетим.
— Почему?
— Потому что они предъявят вам обвинение.
— Вам нравится драматизировать, Ретанкур?
— Я наблюдаю. Перед гостиницей стояла машина. Они едут за нами от самого Гатино. Они следят за вами. Филибер Лафранс и Реаль Ладусер.
— Слежка — еще не обвинение. Вы сильно преувеличиваете.
— На листке анонимного письма, которое Лалиберте не хотел вам показывать, были две тонкие черные полоски, в пяти сантиметрах от верхнего края и в одном сантиметре от нижнего.
— Фотокопия?
— Именно. С закрытым сверху и снизу текстом. Наспех сляпанный фотомонтаж. Бумага, шрифт и расположение на листе напоминают формуляры для стажировки. Помните, я занималась этим в Париже? А фраза «Задействован лично» звучит по-квебекски. Это письмо изготовили в ККЖ.
— С какой целью?
— Создать мотив, способный убедить ваше руководство отправить вас сюда. Если бы Лалиберте выдал свои истинные намерения, Брезийон никогда не согласился бы на вашу экстрадицию.
— Экстрадицию? О чем вы, лейтенант? Лалиберте спрашивал, что я делал в ночь на двадцать шестое октября, я это понимаю. Я тоже себя об этом спрашивал. Он спрашивает себя, что я мог делать с Ноэллой, это я тоже понимаю. Я тоже задаю себе вопросы. Но, Ретанкур, я не подозреваемый.
— Сегодня после обеда вы все ушли, оставив слониху Ретанкур дремать на стуле. Помните?
— Получилось неловко, но вы ведь могли пойти с нами.
— Вовсе нет. Я уже превратилась в невидимку, и никто из них не сообразил, что они оставляют меня одну. Одну, в непосредственной близости от зеленой папки. Я могла рискнуть — и рискнула.
— Я не…
— Я сняла фотокопии. Главное в моей сумке.
В полумраке кабины Адамберг посмотрел на своего лейтенанта. Машина опять неслась слишком быстро.
— В отделе вы тоже так пиратствуете по зову интуиции?
— В отделе я работаю телохранителем.
— Сбавьте скорость. Совершенно ни к чему, чтобы нас остановили с той бомбой, которую вы везете в сумке.
— Что да, то да, — признала Ретанкур, отпуская педаль. — Эта чертова автоматическая коробка передач меня просто завораживает.
— Вы вообще увлекающаяся натура. Представляете, какой шум мог подняться, застань вас кто-нибудь у ксерокса?
66 
