Особенно,... 
65 
– И где я ее возьму? – оглядел свою комнатушку Густав Эриксон. – В сундуке и под столом я уже искал, а в кошельке больше роты не помещается.
– Ерунда, – небрежно отмахнулся монах. – Ты имеешь знатное происхождение, тебя несложно сделать шведским королем. Я не хочу иметь дела с данниками и их страной. Мне слишком памятно их недавнее прошлое.
– Королем Швеции? – остолбенел дворянин от сделанного мимоходом предложения. – Меня? Но… Но как? Кристиан не позволит даже заикнуться об этом!
– А ты собираешься спрашивать его разрешения? – удивился Изекиль и накинул на голову капюшон. – В таком случае ты куда более глуп, нежели я думал. Прощай.
– Постой! – кинулся за странным гостем дворянин. – Стой! Я понимаю, я знаю. Короли понимают только силу. Но… Но он уже вырезал в Швеции почти всех дворян. Кто может встать на мою сторону? Кому сражаться против датчан? Нас разгромили всего год назад!
– Ну, что же, – остановился монах, – попытаюсь проверить твой ум еще раз. Ответь мне: что необходимо для победы в войне?
– Сильная армия, – торопливо сказал Густав Эриксон, чуть подумал и добавил: – Надежные союзники… Еще нужны деньги.
– А если короче?
– Армия… Деньги.
– Еще короче.
На этот раз дворянин задумался на несколько минут, делая выбор, и наконец решился:
– Деньги.
– Вот видишь, смертный, – кивнул монах. – Оказывается, не все так безнадежно. Какая разница, перебили датчане всех шведов до единого или кого-то оставили на развод, если главным все равно является золото? Будет золото – будет и победа.
– Но где его взять? – Дворянин подобрал со стола свой последний пфенниг и зажал в кулаке.
– Мы сейчас где, в Любеке? Значит, нужно идти в ратушу и просить у них в долг. Отдашь, когда станешь королем.
– Кто же мне поверит? Кто поверит в то, что я стану королем, что верну золото?
– Я пойду вместе с тобой, – спокойно сообщил священник и нехорошо рассмеялся: – И пусть только попробуют не поверить человеку, за которого я поручусь.
Спустя две недели в Данию пришли вести о возникших в подвластных шведских землях, в провинции Даларна, антиправительственных волнениях, во главе которых встал беглый заложник Густав Эриксон Ваза. Посланные на усмирение мятежников войска столкнулись, к своему изумлению, не с местными дворянами и наспех вооруженными землепашцами, а с матерыми немецкими наемниками, не умеющими ничего другого, кроме как воевать. Вдобавок флот Ганзейского союза начал атаковать датские корабли, перевозящие оружие и подкрепление в восставшую провинцию. Зажатые в крепостях и замках, оставшиеся без поддержки, датские гарнизоны один за другим сдавались или истреблялись после осады и штурма многотысячной наемной армией. Уже через два года исход войны был решен окончательно и бесповоротно, и шестого июня тысяча пятьсот двадцать третьего года Густав Эриксон объявил себя королем независимой Швеции.
Московский кремль, Царские палаты.
15 мая 1539 года. Утро
Князь Иван Васильевич Шуйский вошел в светелку стремительным шагом, чуть согнув руки в локтях, чтобы длинные рукава собольей шубы, крытой синим, шитым золотом сукном, не волочились по полу, и без предисловий огрел няньку своим тяжелым, дубовым посохом:
– Почто царевич не одетый?! Послы ляхские, вестимо, со двора своего отъезжают, а встречать их некому! Кнута давно не пробовали, дармоедки? Ужо я вам!
– Сей минут, батюшка, – торопливо закланялись сплошь щекастые, в тяжелых иноземных платьях тетки, приставленные к Ивану.
– Ужо я вас! – грозно повторил князь. – В палатах посольских жду.
Шуйский вышел, и царевич тут же получил от няньки крепкую затрещину:
– Шевелись, гаденыш, бояре ждут! – Тетка принялась стаскивать с мальчишки серую, давно не стиранную рубаху.
– Маринушка, – плаксиво захныкал мальчик, – кушать хочется. Хлебушка дай. Кусочек хлебушка – и пойду я тотчас. Знаю я послов иноземных, сидеть там мне долгонько. За полдень, не менее.
– Поговори еще, выкормыш Телепневский, – отвесила тетка еще одну затрещину. – Буду я тут бегать. Слыхал, что Иван Васильевич сказывал? Спешить надобно. Давай, ферязь натягивай! И попробуй хныкнуть еще, вмиг розги схлопочешь.[45]
Поверх расшитой серебряной нитью и подбитой горностаем ферязи на царевича накинули соболью шубку, на шею повесили две толстые золотые цепи, на пальцы нанизали десять крупных перстней с дорогими самоцветами, поволокли за руку через сводчатые переходы. Перед резной дубовой дверью посольских покоев царевича встретил обрюзгший от хлебного вина Михайло Тучков, критически окинул правителя Руси сивым взглядом, сунул ему в руки скипетр и державу, поднес к самому носу пахнущий кислой капустой кулак:
65 
