35 
— Тридцать гривен? — Боярин с сыном переглянулись.
— Это коли повезет и сговоришься задешево, — уточнил приказчик. — А без задатка никто и вовсе не возьмется. Поди продай потом судно, коли все вокруг вдвое меньше за такое же просят. Кто понимает, все едино под себя ушкуй закажет, а кто нет — завсегда дешевый возьмет.
— Долго строят? — коротко выдохнул Василий Ярославович.
— К зиме сошьют, коли поторопятся. А нет — так без разницы, до новой весны всяко не уплывете. А вы какую цену хотели, бояре? Вижу ведь, слов моих не ожидали.
— Хорошо бы в сотню талеров уложиться, — честно признал Зверев. — А больше двух сотен просто нет.
— Сотня талеров? — Приказчик мотнул головой: — Шутите, бояре? Коли вам такой ушкуй и продадут, его лучше на воду вовсе не спускать. Вы бы судно поменьше взяли, но зато крепкое, на котором в дальний поход не страшно. Куда плыть сбираетесь?
— По Ладоге ходить.
— О-о… — Толстяк зачесал в голове. — Ладога — это не Волга. На ней такие шторма случаются, что и на Северном море не бывали. Тут — да-а, тут ладья али ушкуй морской потребны. Не то дети быстро сиротками останутся. Прямо не знаю, что вам и сказать, бояре… Хотя… Хотя есть на первой линии купец потомственный, Потап Кушкарев. Коли от моста к Никольскому собору повернуть — седьмая лавка. Аккурат перед углом храма будет. Коврами торгует, шелками, кашемиром. Десять лет назад ушкуй ему в нашей слободе шили. Серебра купец не жалел, для себя старался. Мыслю, судно крепкое, еще внукам его послужит. Однако же заматерел купец, ладью намедни заказал. Готова уже, по весне спустят. Так он, может статься, ушкуй старый вам и продаст. Зачем ему, коли ладья вчетверо больше товара берет? Десять лет… За сотню он его, конечно, не отдаст. Но за полторы, мыслю… Хотя кто его знает? Может, и вовсе не отдаст.
— А увидеть этот корабль можно?
— Запросто, бояре. Потап свои суда во льду зимой не держит, на берег вытаскивает. Подворье и амбары у него перед самой Питьбой, у ее устья, на берегу Волхова. Там спросите, любой покажет.
Питьбой именовалась очередная речушка, протекавшая через новгородские слободки чуть ниже крепости. Верховому — всего час пути. Двор купца Кушкарева искать не пришлось. У впадения Питьбы в Волхов над заборами возвышался только один ушкуй, мачта которого была опущена к корме. В длину метров пятнадцати и шириной около четырех, он имел высоту бортов в три человеческих роста, и еще полтора роста — высоту надстроек.
— Как тебе этот красавец, старик? — указал на судно Андрей.
— Малыш в хороших руках, — прищурился Лучемир. — Хаживал он, похоже, хаживал по волнам. Однако же смола не пучится, не отслаивается, заплат тоже не видать. И гнилью не пахнет.
— Ты его нюхаешь или видишь, старик?
— А чего там смотреть, Юрий Семенович? Нечто я так не чую!
Зверев вздохнул и поправлять упрямого старика уже не стал.
Что такое душа города? Где-то это главный проспект, где-то памятник свободе, где-то главный храм. А где-то — и знаменитый на весь мир рынок. И только Новгород ухитрился собрать все проявления души в одном месте. На правом берегу Волхова, среди древнейших православных храмов находились вечевая площадь города — и его же торговые ряды. Лавки горожане строили так же добротно, как церкви: с толстыми каменными стенами, высокие и просторные. Впрочем, купола церквей поднимались, конечно же, выше, нежели двухэтажные магазинчики с узкими лесенками, обширными торговыми помещениями и односкатными черепичными крышами.
Потап Кушкарев вел свое дело, расположившись между шорной и ювелирной лавками. Вывески над дверьми не имелось, но несколько ковров и тюков ткани лежали на прилавке перед входом.
— Хозяин здесь? — поинтересовался Василий Ярославович у стоящего за прилавком удальца в красной атласной рубахе, расстегнутой на груди.
— Здесь, боярин, — кивнул тот. — Покликать?
— Зови.
— Отец! — сунул голову в дверь магазина парень. — Отец, подь сюда! Тебя заезжие бояре ищут.
Зажиточный купец оказался, естественно, мужчиной дородным, чернобородым, в бобровой шапке и собольей ферязи, из-под которой проглядывала суконная поддева. Он приложил руку к груди, степенно поклонился:
— Доброго вам здоровья, бояре. Чем могу вам душевно угодить?
— И тебе долгих лет, торговый человек. Вот, держи… — И Андрей положил ему в руку кошель с талерами.
35 
