— Вы смотрите, — указал он на торчащие из-под обгоревших бревен черные ноги, прикрытые поножами. — Оказывается, чухонцы так просто не сдались. Их там несколько.
Василий огляделся, подобрал с земли брошенную кем-то слегу, подсунул под горелые бревна, навалился. Уголья поддались, раскатываясь в стороны, и засечники увидели несколько скрюченных от жара тел.
— Да никак варяги пожаловали? — присвистнул Феофан. — Ни штанов, ни доспеха приличного, ни шлема на голове. Голодранцы северные.
— Значит, сеча все-таки была, — пробормотал Василий. — И чухонцы перебили изрядно варягов, но тех оказалось намного больше…
— Нет, — положил ему руку на плечо Зализа. — Тут все не так. Если эти варяги и стоявшие на наволоке сарацины заодно, то почему вороги похоронили чухонцев, а этих… кинули на пожарище?
— Повздорили?
— Там поросенок в загородке хрюкает, — усмехнулся Феофан. — Раз не взяли, значит, точно сарацины. Они свинины не едят, точно знаю.
— Варяги, наверно, кабанчика зажарить хотели, — предположил Василий. — А сарацины не дали. Вот и повздорили.
— Все равно странно. Одних похоронили по-христиански, крест на могилу поставили. А других просто бросили.
— Постойте… — поняв, что тела выглядят слишком однообразно, Семен влез на пожарище, толкнул одного из варягов в плечо, опрокидывая на бок, и засечники дружно охнули: руки оказались скованы за спиной. Значит, пленных варягов просто заперли в сарае и сожгли живьем.
— Одно слово, сарацины, — подвел итог Старостин. — Даже таких нехристей, как свены, и то без муки убить не смогли.
— Тогда почему на могиле чухонцев крест поставили, не побрезговали? — поинтересовался Василий. — Странные, Феня, у тебя сарацины получаются.
— Господи, спаси помилуй и сохрани грешного раба твоего… — несколько раз перекрестился Зализа. Взгляд его поверх кустарника ушел на безжизненный наволок, и он наткнулся там на несколько странных глазастых телег, без оглоблей и с толстыми черными колесами.
Тропинка от деревни на сенокосный луг шла вдоль реки. Засечники миновали следы кострищ у бывшего стойбища бездоспешных чужеземцев, у бывших палаток Ливонского ордена, прошли мимо одиноко стоящих в траве стола на тонких белых ножках и необычно гладкой, синей блестящей столешницей, мимо разбросанных скамеек и остановились неподалеку от странных телег. Точнее — странных карет: сквозь прозрачные сверху стенки внутри них были видны узкие низкие кресла и лавки.
— Вот как они сюда попали, чародеи, — облизнул пересохшие губы Феофан. — На телегах этих колдовских.
Старостин несколько раз перекрестился, потом перекрестил бесовские повозки.
— Маловаты они для такой-то толпы, — не поверил Василий. — Разве только главные колдуны на них ехали.
— А может, сам… — от жуткого предположения все трое попятились.
— Сжечь их надо, — коротко отрубил Феофан.
— Как?
— Сеном обложить, и сжечь.
— Ты к ним сено поднесешь? — шепотом поинтересовался Василий. — И я не понесу.
— Ничего, — попытался успокоить друзей Зализа. — Мы этих чародеев уже и рубили, и лапой гладили, и уткой кормили. Ничего они против нас не могут…
Внимание опричника приковывал огромный, продолговатый зеленый саркофаг с высокой дымовой трубой. Семен никак не мог избавиться от мысли о передвижной преисподней.
— Уйдут колдуны, — свистящим шепотом напомнил Феофан. — Догонять надобно,
Отступив от страшных повозок, засечники торопливо забрались в седла и пустили коней в широкий намет.
* * *
Станислав Погожин, пригревшийся на мягкой хвое и разомлевший под жаркими солнечными лучами, проспал почти до полудня. Когда, наконец, он потянулся и открыл глаза, окружающая обстановка особого удивления у него не вызвала. Дурной ночной бред про угощающих лягушками ангелов, конных ратниках, пытающих хиппи об измене государю и Новгороду, указывающих путь через болото монахах, бегущих на пистолеты с мечами бандитах он решительно вымел из своего сознания, после чего воспоминания о вчерашних событиях стали похожи на экран выключенного телевизора. Что ж, такое тоже бывает — если выпить заметно больше нормы. Вот только в лесу он раньше ни разу не просыпался — но весьма многое в нашей жизни случается впервые.
Очень хотелось есть, и мысли патрульного перескочили на то, как выбраться к цивилизации: к столовым, кафе, закусочным, ларькам с пирожками на худой конец. Можно даже домой, к Любке — если только не она выгнала муженька в чащобу после очередной попойки.