— Но ведь и так ясно как день, что хорошо для тебя, ребенка и Тео, — тоном сурового судьи изрекла Рейчел. — Так будет лучше для всех, в том числе и для меня.
— А ты-то здесь при чем? Ведь мне ничего, кроме информации, от тебя не надо. Ну, может быть, помощь, чтобы добраться до врача и пробыть там столько времени, сколько будет нужно.
— По-твоему, Салах, это все равно что сходить на рынок. Ты же не можешь просто войти и сказать: «Я хочу избавиться от ребенка». Ведь нам с тобой придется побывать там не один раз и…
— Я же не просила тебя ходить со мной, — перебила ее Салах. — От тебя требовалось просто узнать, куда мне идти. А добраться туда я могу и одна. А когда я договорюсь, то мне нужно будет, чтобы ты позвонила ко мне домой и придумала что угодно, чтобы меня отпустили с тобой на некоторое время, чтобы успеть это сделать.
— Да ты послушай себя, — взмолилась Рейчел. — Ты даже слово «аборт» не можешь произнести. Ты говоришь «это». Ты только представь себе, что будешь чувствовать, когда избавишься от ребенка!
— Я знаю, как я буду себя чувствовать. Я буду чувствовать облегчение, оттого что опять начала жить. Я буду знать, что не уничтожила доверие родителей, не разрушила мою семью, не довела отца до смерти, и пусть все…
— Но я не позволю тебе этого сделать! — возразила Рейчел. — Тебе придется сказать им правду и потерпеть — день, неделю, в крайнем случае месяц, а потом все прибегут. Тео, твои родители. Даже Муханнад.
— Муханнад, — с ужасом произнесла Салах, — убьет меня. Пойми, Рейчел, как только я не смогу больше скрывать беременность, мой брат убьет меня.
— Все это чушь, — отмахнулась Рейчел. — Ты и сама знаешь. Он взбесится, может быть, даже подерется с Тео, но тебя он никогда и пальцем не тронет. Ты же, волею Аллаха, его сестра.
— Рейчел, прекрати! Ты его не знаешь. Ты не знаешь моей семьи. Ты видишь то, что снаружи — то, что видят все, — но ты не знаешь сути. Ты не знаешь, на что они способны. Они увидят мой позор…
— Ничего, они переживут, — изрекла Рейчел с такой решимостью в голосе, что Салах почувствовала отчаяние. — А до этого я позабочусь о тебе. Ты же знаешь, я никогда тебя не бросала и не брошу.
Салах припомнила все события последних дней: то, что произошло днем в воскресенье, их разговор накануне, встречу в «Приюте на утесе» — настолько ясно, словно она сидела перед экраном.
— К тому же, — объявила Рейчел таким тоном, что Салах поняла, что следующая фраза будет заключительной, — я должна считаться и с собственной совестью. Как, по-твоему, я должна себя чувствовать, сознавая, что участвую в деле, которое считаю неправильным? Я не могу не думать об этом.
— Конечно, — чуть слышно произнесла Салах.
Рейчел не только не помогла ей — своим присутствием она лишила ее последних сил, выбила из-под ног опору. Салах казалось, что ее подхватывает и уносит прочь какой-то вихрь. Земли под собой она не чувствовала, раскаленное солнце будто сожгло само себя, и теперь вокруг расползалась стужа. Заброшенная вихрем на необитаемый остров, за тысячу миль от Рейчел, Салах услышала приглушенные расстоянием слова прощания:
— Тебе не из-за чего волноваться, Салах. Все будет хорошо. Вот увидишь.
Глава 18
Барбара сначала привела Тревора к дактилоскопистам, а потом посадила в комнате для допросов. Он попросил сигарет, пепельницу и бутылку кока-колы. Она посоветовала ему хорошенько припомнить, что он делал в пятницу вечером и кто из его многочисленных друзей и знакомых мог бы подтвердить его алиби. Закрывая за собой дверь, она еще раз удостоверилась, что он не сможет воспользоваться телефоном и договориться с кем-нибудь, и пошла по своим делам.
Эмили, как сказала ей Белинда Уорнер, также доставила в управление своего подозреваемого.
— Того самого цветного из Клактона, — попыталась объяснить Белинда. — Помните, его имя встречалось в списках тех, кто звонил в отель.
Кумар, догадалась Барбара. Быстро они его отыскали!
Барбара нашла Эмили, когда та готовила к отправке в Лондон отпечатки пальцев Кумара. Их нужно было послать еще и в патологоанатомическую лабораторию в Питерборо, чтобы сравнить с «пальчиками», обнаруженными в «ниссане» Кураши. Барбара условилась о том, чтоб вместе с ними переслать и отпечатки пальцев Тревора Раддока.
— Его английский ни к черту, — поморщившись, бросила Эмили, входя в свой кабинет, и, достав из кармана бумажный платок, вытерла им влажное лицо. Промокший комочек она ловко метнула в корзину для бумаг. — А может, он притворяется. Мы не сумели ничего добиться от него в Клактоне. Он все время бормочет про свои бумаги, будто мы собираемся тащить его в ближайший порт и незамедлительно депортировать.