Выбравшись из кабины, я тщательно отряхнул майку, брюки и протер ботинки.
В воздухе еще висели клубы пыли, но я увидел, что один человек все-таки наблюдал за нами. И лично за мной. Похоже, что-то действительно произошло.
— Отличная работа, Шон, — заметил Трахнутый, пожимая мне руку, и я подумал, что он, должно быть, следил за происходящим на стройплощадке из дома Джерри, который стоял примерно в полумиле отсюда на атлантическом побережье острова.
— Спасибо, Трахнутый, — ответил я.
Я впервые назвал его этим именем, чтобы проверить, что из этого выйдет. Трахнутого моя фамильярность, кажется, нисколько не смутила.
— Джерри будет доволен. Вы быстро управились, теперь можно начинать строительство коттеджей, — рассеянно сказал он.
Тут Трахнутый положил руку мне на плечо, и глаза его заблестели. В сочетании с мужественными, благородными и в то же время ущербными чертами его лица психопата-убийцы этот блеск мог означать все что угодно.
— Но ты в этом участвовать не будешь, — добавил он твердо.
— Не буду? Почему?!
— Скажу честно, приятель, я навел о тебе кое-какие справки, — ответил Трахнутый. — Я тебя проверял, понятно? И теперь мы хотим поручить тебе нечто особенное, если ты готов.
Он меня проверял? Так вот о чем хотела предупредить меня Саманта! Очевидно, Трахнутый встретился со своим знакомым в Бостонском управлении полиции и заглянул в личное дело Шона Маккены. Так-так-так...
— Нечто особенное? — спросил я. — А платить как будут? Столько же или больше?
— Может быть, и больше.
— В таком случае я согласен.
Несколько шагов, и вот мы — я и Шеймас — уже в автомобиле Трахнутого. Это большой джип «тойота лендкрузер», который Трахнутый, по всей видимости, только что угнал: салон машины оказался битком набит игрушками, упаковками памперсов и салфеток.
Когда мы сели, Трахнутый протянул нам по паре тонких перчаток, мы надели их, не спрашивая даже зачем.
Я сел на заднее сиденье. Там расположилась, куря сигарету, Кит. Я заметил, что она тоже в перчатках. Черные джинсы, белая обтягивающая майка-топик на голое тело. Кондиционер в машине был мощный, и напрягшиеся соски ее маленьких грудок слегка приподнимали тонкую ткань.
— Привет, — сказал я.
— Привет, — ответила она. — Мы видели, как ты разнес эту старую церковь. Было круто! Я не думала, что ты умеешь водить такую громадину.
— Один из моих многочисленных талантов, дорогая.
Трахнутый и Шеймас сели впереди.
— Как поживает твой приятель Джеки? — спросил я с самым невинным видом. — Я слышал, с ним случилась какая-то неприятность.
— Да. Доска для граффити, которая висела в туалете бара, внезапно сорвалась и ударила его по голове, как раз когда он писал. Джеки собирается подать в суд.
— Вот, значит, что с ним стряслось?
— Угу.
— Да, я думаю, он обязательно должен судиться. Тут дело верное.
— Как тебе понравилось жить на Плам-Айленде? — спросила она, стремясь переменить тему.
— Приятное местечко, если, конечно, кому-то нравится, когда его жрут заживо. Отцы-пилигримы [37] были правы, когда приняли закон, запрещавший публичное обнажение участков тела за исключением рук и лица. Вероятно, у них были для этого какие-то религиозные основания, но на сырых, болотистых берегах Массачусетса этот запрет имел несомненную практическую ценность.
— Пилигримов здесь не было, — сказала Кит. — Они жили в...
Трахнутый обернулся и посмотрел на нас:
— Эй вы, хватит чирикать! Дело будет серьезное. И если кто-то из вас чувствует, что не вполне готов, сейчас самое время отказаться.
Кит покачала головой, но ее глаза слегка расширились. Я видел, что она боится, однако ее округлый подбородочек торчал достаточно решительно.
— Было бы неплохо узнать, от чего я должен отказаться, — пробурчал я.
Трахнутый посмотрел на Шеймаса, и тот кивнул.
— Ну, как ты думаешь? Он наш? — спросил Трахнутый.
— По-моему, с ним все нормально, — отозвался Шеймас.
— Все, что я сейчас скажу, должно остаться между нами. Если тебе что-то придется не по душе, мы забудем этот разговор и никогда не будем о нем вспоминать. О'кей? — спросил Трахнутый.
— О'кей.
— Так вот, Шон, я слышал, в Ирландии ты попал в участок за нападение на полицейский автомобиль. И еще я слышал, что легавые тебя здорово отделали. Похоже, в юности ты был, э-э-э... патриотом, — осторожно начал Трахнутый.