«Деньги, — писала мать, — несчастные паршивые деньги. Если у людей нет денег, то они идут на все, чтобы получить их. И если они получают эти деньги, то готовы на все, чтобы сохранить их или получить еще больше».
Рафаэлла захлопнула дневник и стала прокручивать в памяти двухчасовое интервью, взятое у отца сегодня днем.
* * *
Доминик по понятным причинам был на взводе. Сдержанный, даже отчужденный. Рафаэлла хотела было уйти, но он настоял на продолжении работы. Тогда девушка задала ему вопрос о годах, проведенных им в Чикаго. Доминик слегка приподнял тонкую бровь.
— А что тебе известно о Чикаго?
— Доминик, вы забываете, что у меня собраны все газетные и журнальные статьи, когда-либо написанные о вас. Я припоминаю одну статью, где вас называют королем преступного мира, стоящим на втором месте после самого Карло Карлуччи из Чикаго. Его имя не особенно известно в широких кругах, но, как репортер, я все же слышала о нем. По моим подсчетам, все произошло после того, как вы женились на его дочери. — Рафаэлла старалась говорить равнодушным тоном. Нельзя было дать Доминику почувствовать, что она не просто его страстная почитательница, нельзя было показывать ему свое презрение.
— Это было так давно, — наконец произнес Доминик, голос его звучал холодно и ровно. — Очень давно. А тебе известно, что старик Карлуччи еще жив, здоров и живет в Чикаго? У него огромная квартира на Мичиган-авеню, на сорок втором этаже. Сейчас он уже не так активно контролирует дела, но, что удивительно, никто не пытается убрать его. Старик, несомненно, пользуется большим уважением за честность по отношению к своим друзьям.
Последние слова были сказаны с большой долей сарказма, и Рафаэлла, не зная, что отвечать, просто стала ждать продолжения.
— Я встретил его, когда мне было двадцать восемь лет, и я только-только приехал из Сан-Франциско…
«Он говорит так, как будто имеет в виду, что только-только окончил колледж, хотя на самом деле он всего лишь приехал из Сан-Франциско и полиция сидела у него на хвосте», — подумала Рафаэлла, но вслух опять ничего не сказала.
— Я был очень молод…
— Вам было двадцать восемь лет.
Доминик вскинул голову и уставился на Рафаэллу; от гнева глаза его потемнели и приобрели такой же серый оттенок, какой появлялся у Рафаэллы в моменты сильных переживаний. Она твердо взглянула в глаза отцу и осторожно проговорила:
— Мне почти двадцать шесть, и я считаю себя уже достаточно взрослой, чтобы отвечать за свои поступки и их последствия.
В следующее мгновение Доминик расслабился.
— Разумеется, ты права. Я был взрослым мужчиной. И знал, что делаю, а если поступал не очень мудро, ну, значит, так оно и было. Я занялся законным бизнесом. Я всегда вел свои дела законно. Тогда я купил ресторан, и у меня сразу возникли трудности. Мне нужна была лицензия на торговлю алкоголем, и, по непонятной для меня причине, городские власти отказали мне в ней. Поскольку подобные вещи происходят повсюду, я просто стал наводить справки, чью лапу мне стоит подмазать. Мне рассказали о Карлуччи: только лапа его была огромной и легко могла превратиться в кулак.
— Потом я совершенно случайно познакомился с Сильвией, его дочерью, — продолжал он спокойно рассказывать. — Однажды вечером она пришла ко мне в ресторан с каким-то неизвестным мужчиной, похожим на телохранителя.
— А как назывался ваш ресторан? — Доминик удивленно взглянул на Рафаэллу, и девушка добавила: — Конкретные факты делают книгу интереснее. Понимаете, все описываемое становится более реальным, не таким обобщенным.
— Я поменял название «Золотой бал» на «Золотой бык».
Рафаэлла только удивленно подняла бровь. Доминик усмехнулся:
— Да, понимаю. Тогда я считал себя суперменом, был поглощен собой. Черт возьми, я был молод, целая жизнь лежала у меня впереди, и я считал, что способен на все.
Доминик на мгновение замолчал, глаза его затуманились воспоминаниями. Рафаэлла терпеливо ждала, пока он прогонит их прочь.
— Я встретил Сильвию. Это случилось в 1962 году, в ноябре. Погода в Чикаго была тогда совсем паршивой. — Доминик бессознательно потер руки. — Я ненавижу холод и всегда ненавидел. Тогда она показалась мне довольно хорошенькой. Не то чтобы невинной, разумеется, но разве в этом было дело? Мы поженились в феврале: ее папаша решил, что ему по душе мое честолюбие, мое усердие, и дела пошли в гору. «Золотой бык» приобрел популярность, процветали и другие мои предприятия.