62 
— Сейчас самолетом на тот берег, и дальше помчимся, через Любеч к Киеву.
Середин взглянул на реку и с трудом сдержал смех: действительно, самолет как раз перевозил от берега к берегу обоз из пяти телег. Мог бы и сам догадаться — самолетом здешние жители называли самый обыкновенный паром![8]
Здесь, ни берегу, Олег впервые за годы пребывания в этом мире оказался в пробке — несмотря на ранний час, у сходней скопилось полтора десятка крестьянских телег. Боярин Радул почему-то проявил скромность, и путникам почти два часа пришлось ждать, пока паром четыре раза сплавает туда и обратно.
Пятеро всадников и четыре заводных лошади заняли весь самолет, так что путники переправились через реку только своей компанией. Они миновали скопившуюся на левом берегу череду повозок и на плотном, до каменной твердости, утоптанном тракте перешли на рысь. Сырости вокруг не чувствовалось, но по обе стороны тянулись густые леса, словно возросшие на влажной почве.
— В Любеч завернуть надобно, — погоняя коня, сообщил боярин. — Статься может, там князь ныне, в крепости.
— И большая петля? — спросил Олег.
— Не, на дороге прямо град стоит.
— Тогда о чем разговор?
— Упредил просто…
Они вытянулись по дороге в узкую цепочку: первым мчался богатырь с заводной лошадью, следом ведун, за ними обе женщины, а замыкал отряд Базан, державший в поводу сразу двух коней.
Дорога обогнула поросший соснами холм, нырнула в светлую от берез ложбинку, снова выбралась наверх, оказавшись среди могучих вязов, образующих редкий, но тенистый лес с густым подлеском из волчьего лыка и боярышника.
— Дяденьки, поможьте! — кинулся чуть не под копыта малец лет десяти. — Поможьте, батьку деревом придавило! Не оттащить!
— Далеко? Показывай! — Боярин без колебаний отвернул за мальчонкой на тропку, и Олегу стоило большого труда нагнать его еще до того, как богатырь скрылся под кронами, оттеснить в сторону и поймать мальчонку за шиворот, рванув вверх, к себе. Ноги мальца оторвались от земли — но тут ворот с громким треском оторвался, и бедолага шмякнулся на спину.
— Ой, мама… — только и смог простонать он от удара.
— Ты, никак, обезумел, ведун? — натянул поводья Радул.
— Это ты обезумел, боярин! Куда тебя несет — ни брони не надел, ни щита не приготовил?
— На что броня дерево подымать?
— Э-э, боярин, честный ты человек, — вздохнул Середин. — Не привык еще к подлостям. А я в дороге всякого насмотрелся. И, памятуя колдуна сгинувшего, в плохое верю быстрее, чем в хорошее… — Наклонился с седла и спросил: — Сколько их?
— Кого? — простонал малец. — Не понимаю, дяденька. Ой, больно! За что вы меня так? И рубашку по…
Ведун сцапал его за ворот спереди, накрутил полотно рубахи на кулак и выпрямился в седле, отрывая мальчишку от земли. Развернулся, выехал на дорогу, отпустил его возле холопа:
— Смотри за ним в оба глаза, Базан. Коли шум и лязг из леса услышишь, сразу голову ему пополам руби, да сам на помощь нам поспешай.
— Не надо, дяденька! — испугался малец. — За что? Не делал я ничего!
— А чего ты боишься? — усмехнулся ведун, выдергивая саблю. — Ну, вытащим отца твоего из-под бревна да вернемся.
— Я не сам, дяденька, не делал я ничего! — еще жалобнее взвыл мальчишка. — Меня заставили!
— И как?
— Две деньги серебряные дали…
— Страшная угроза, — согласился Олег и опустил саблю, упершись кончиком клинка ему в ключицу: — Сколько их?
— Десять, и еще два, — всхлипнул малец. — Нурманы все, варяги заезжие.
— Так бы сразу и сказал. — Середин убрал клинок и спрыгнул с гнедой, начал снимать чересседельные сумки и скрутку за седлом. Вес небольшой, а всё едино в бою лишний. Косуху, наоборот, надел и застегнул молнию до ворота. — Боярин, ты слышал?
— Дык, не глухой… — Богатырь тоже вернулся на дорогу, спешился, полез в сумку заводного коня, достал толстый кожаный поддоспешник, застегивающийся на правом боку, сверху накинул шелестящую кольчугу, а на нее еще и куяк — куртку из мягкой кожи, обшитую спереди крупными железными пластинами. Затянул пояс с мечом и палицей, раскрыл колчаны, проверил, насколько легко выходит лук.
— Вы чего, бояре? — широко раскрыла глаза Пребрана. — Сказал же малец, двенадцать норманнов там!
— Коли татей зараз не перебить, — сурово сообщил боярин, — всё едино потом накинутся. Но тогда уж могут и нежданно явиться. Заказано с душегубами речи вести — и бежать от них негоже. Разить надобно, где встретил.
62 
