Последние отзывы

  67  

Она тоже не спала ночь. Пыталась прилечь утром на минутку, пошла домой, в квартиру на западе Кунгсхольма, чувствовала, как тело требует отдыха, но из головы не шел визит в Викшё, ужин, закончившийся приступом на полу в кухне.

— Эти дети уже развалины. Поведение и реакции как у конченых наркоманов.

Она описала, как они боялись сесть за накрытый стол, как случился припадок эпилепсии и как привычно им, судя по всему, видеть товарища, потерявшего над собой контроль.

— Я устал и прошу тебя перейти к делу.

— Это и есть дело.

Она не такая, как Эверт. Не умела прикидываться невозмутимой. Ей необходимо выплеснуть из себя все, что мешает, тогда она сможет идти дальше.

— Мне не интересны твои чувства. Мне интересно, как продвигается расследование.

— А я хочу, чтобы ты выслушал. Я как раз и веду к делу.

Он ей не нравился. И она не боялась его. То, ночное чувство снова вернулось. Она жалела его.

— Двенадцатилетний мальчик лежал на полу, прикусив полотенце. И он… он всего лишь один из них.

Марианна Херманссон продолжала рассказ так, как считала нужным, со своей точки зрения, а не с позиций этого пожилого, очень одинокого мужчины.

Еще сорок два ребенка в плохом физическом и психическом состоянии были размещены в приемных семьях в окрестностях Стокгольма.

Временно.

Социальное ведомство сообщило утром, что не намерено платить за детей до тех пор, пока полиция не закончит расследование. Они оплатят издержки за неделю, а потом отправят детей на родину.

Марианна Херманссон попыталась перехватить усталый взгляд Гренса.

— И, Эверт, со ссылкой на какой-то параграф гражданского законодательства, я забыла какой… возьмут младенца под опеку.

— Младенца?

— Ребенка Нади.

— Это важно для расследования?

— Это важно для меня!

Гренс зевнул, потянулся. Попросил Херманссон немного подождать и пошел в коридор к кофейному автомату. Ему надо проснуться. Первую чашку он выпил сразу, как только она наполнилась, снова нажал на кнопку и, взяв еще одну порцию, вернулся в кабинет.

— Думаю, мы очень близко.

Херманссон заметила, что он не спросил, хочет ли она кофе, значит, уже не тревожится, Анни стало лучше.

— Близко?

— К прорыву.

Она дождалась, пока он усядется на край стола, потом сообщила вчерашнюю информацию Клёвье и шведского Интерпола о четырех других автобусах на стоянках четырех других крупных западноевропейских аэропортов.

— Насколько же близко?

О в общей сложности ста девяноста четырех детях, брошенных во Франкфурте, Риме, Осло и Копенгагене. О тамошних следователях и их нежелании сотрудничать, о подозрительном молчании в ответ как на вопросы Клёвье, так и на ее собственные.

— Утром мне звонили из Германии, из Федерального управления уголовной полиции. Комиссар, по-моему.

— Его имя?

— Бауэр.

— Не знаю такого.

— Он хочет поговорить со мной, с нами. Но не по телефону. Дело слишком щекотливое.

— И?

— Он прилетит сюда из Висбадена сегодня вечером.

Три часа на коротком диване.

Затылок все еще болел, но, как ни странно, Гренс чувствовал себя отдохнувшим.

Анни дышала сама. Херманссон, как он и надеялся, держала свое расследование под контролем. А сам он точно знал, где находится человек, убивший Лиз Педерсен.

В открытую дверь постучали.

— Ты посвежел.

Огестам.

— Прекрасно, Гренс.

— Прекрасно?

— Что ты последовал моему совету.

Эверт Гренс раздраженно тряхнул головой:

— Тебе что-то нужно?

— Я принес разрешение. Можешь спуститься в туннели вокруг Фридхемсплан. — Ларс Огестам шагнул в комнату, положил на стол белый лист бумаги. — Гренс, надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Комиссар не ответил. Прошел к полке с магнитофоном и стоял там, пока прокурор не удалился. Перебрал кассеты с давней музыкой, включил запись и принялся подпевать, ухитрившись при этом за несколько минут сделать три коротких телефонных звонка.

— Проснулся?

Гренс вздохнул.

— Убегался, черт побери. И устал талдычить одно и то же.

— Я два раза проходил мимо, стучал в дверь.

— Я прилег, поразмыслил немного. С каких пор это запрещено?

Свен Сундквист улыбнулся и вошел. Он знал, что Ларс Огестам советовал Эверту поспать, а потому Эверт никогда не признается, что так и сделал.

  67