Это его позабавило:
— Если б я это знал, так поехал бы туда с копилкой для пожертвований.
— Ну, тебе-то это узнать пара пустяков.
Тут уж ему веселиться расхотелось. Он аккуратно положил ногу на ногу.
— Удивляюсь, почему я согласился с тобой встретиться.
Я радостно улыбнулся ему:
— Могу сказать. Во-первых, тебе хорошо платят. Во-вторых, ты хочешь узнать, где дискета.
Он молча посмотрел на меня непроницаемым взглядом.
— А она у меня, — сообщил я. — Она и была-то в компьютере. Удивляюсь, как вы могли ее не обнаружить.
Либо он ничего не понимал. Либо хорошо держался. Ни один мускул на лице не дрогнул.
Я взглянул на Зверя. Рыжий еще стоял у него за спиной. О чем мы говорили, им не было слышно.
— Знаешь, почему я не передал ее в полицию? — спросил я. — Да просто потому, что это единственное, что у меня есть. Для меня это ценная валюта. Единственное, чем я могу заплатить кое за что.
Пока что он надо мной не смеется, подумал я. Пока что он еще не встает, чтобы уйти.
— Ты же знаешь, что в нее встроена какая-то программа подстраховки, — сказал я. — Разделы с деликатной информацией невозможно скопировать. А чтоб расшифровать их, потребуются недели. — Я помотал головой. — Расшифровать я ничего не могу. — И добавил: — Махнемся?
После этого говорить было нечего. Оставалось только ждать.
Он беспокойно задвигал ногами. Переменил позу на скамейке. Откашлялся, но не сплюнул.
Потом повернулся ко мне, но только вполоборота, и сказал:
— Ты знаешь, откуда у этого чертова журналиста оказалась дискета?
Я сидел как пораженный молнией. Медленно-медленно отдал себе приказ досчитать до десяти, прежде чем вздохну, мигну, сделаю какое-то движение. Когда был уверен, что голос не подведет, я облизал губы и ответил:
— Не имею представления.
Ай да Кармен! Ее друг, ее информатор, ее послушный раб Ролле не знал, как дискета попала к Юлле.
— О'кей, — услышал я. — Как мы это сделаем практически?
— Расскажешь о следующем ограблении, — сказал я, — получишь дискету.
Это для него было слишком уж просто. Он задумался.
— А как мы можем доверять друг другу?
— Я тебе совсем не доверяю, — сказал я. — Но я знаю, что получишь ты. Ты получишь сто процентов прибыли, если доверишься мне. Или получишь тюремный срок.
Он вдруг улыбнулся.
— Я не вполне уверен, что ты уяснил ситуацию, — сказал он. Снова этот звучный, поставленный голос. Как соло саксофона. — Но давай сделаем, как ты предлагаешь.
Он быстро поднялся.
— Созвонимся.
Я обернулся, чтобы посмотреть ему вслед. Уголком глаза я заметил, что рыжий отделился от толпы, стоявшей за Зверем. Я остался на скамейке, меня разморило от алкоголя, от пива, от солнца, от ветра и от жизни.
Зверь подошел и уселся рядом:
— Я вас обоих снял.
Я мог только кивнуть.
— Но того, кто стоял за мной, я снять не мог. У меня в затылке глаз нет.
— На затылке, — поправил я.
— Но Бустос наверняка снял, — сказал он.
Мой друг из Акаллы бежал к нам трусцой через двор. Он кинул мне мой старый «никон».
— Их было трое, — сказал он на своем пулеметном испанском. — Третий — высоченный блондин. Сидел в такси. Я их всех снял.
— Спасибо, — сказал я.
— Мне пора бежать. Что бы ни случилось, только звякни.
И он убежал, пересекая двор.
Зверь сидел, вытянув ноги. В руках он держал большой альбом для рисования. Сделанный им рисунок, изображающий Риддерфьерден, был выдержан в духе постреализма. Он бы хорошо смотрелся на выпускной выставке рисунков в детских яслях.
— Почему ты все это придумал так заумственно? — медленно спросил Зверь. — И к тому же опасно.
Я вяло пожал плечами.
— Теперь они знают, где дискета. И Кристина Боммер им больше не нужна.
Зверь отложил альбом, перемотал пленку в «лейке» и вынул ее.
— Дамский угодила, — сказал он.
Он вынул пленку и из «никона», который был у меня. А потом показал мне обе катушки и улыбнулся:
— Но нам теперь явлен враг.
Опять эта ослепительная улыбка, противостоять которой не может никто.
— Точно, — сказал я и рассмеялся. — Наконец-то удостоились откровения небес.
17
— Бертцер.
Он сказал это с привычной самоуверенностью, и по телефону голос звучал моложе.
— Привет, — сказал я. — Я к тебе приезжал, но там было полно легавых.