38 
Царица Лаодика безумствовала. Страшный, испепеляющий жар запоздалой любви заполонил все ее естество, почти не оставив отдушины для других чувств. Клеон стал для нее кумиром, божеством; на его алтарь царица приносила любые жертвы, какие бы он ни пожелал.
В детскую она теперь заходила редко. С девочками Лаодика была безразлично холодна, лишь мимоходом гладила по головкам, да спрашивала няньку, как они себя ведут, слушая ответы вполуха. Только при виде Хреста она оживлялась и целовала своего любимца. Не по годам расчетливый и хитрый, мальчик начинал капризничать, и царица-мать старалась выполнить любые его прихоти.
Митридата она видела чаще – будущий царь Понта обязан был присутствовать на всех торжествах, устраиваемых во дворце. При этом правящей царице-матери полагалось восседать на троне владыки Понтийского государства, а для царевича ставили с правой стороны, чуть ниже тронной возвышенности, скамью с позолоченной спинкой и разукрашенной драгоценными каменьями подушечкой.
Для живой, деятельной натуры Митридата отягощенные различными церемониальными ухищрениями прие-мы и празднества были тягостны и скучны. А пренебрежение и неприкрытая неприязнь со стороны матери временами доводили его до с трудом сдерживаемого бешенства. После окончания очередного торжества Митридат спешил в гимнасий, где фехтовал до полного изнеможения, изливая таким образом свой бессильный гнев, или уезжал на охоту в сопровождении верных друзей. Среди них всегда были Гай, лекарь Паппий, оруженосец Гордий и бывший начальник телохранителей царя Митридата Евергета галл Арторикс, которому царица не простила памятную ночь смерти мужа и назначила, словно в насмешку, лохагом царской хилии.
В этот раз пир был устроен по случаю прибытия послов царя Каппадокии – слабовольного, но хитроумного Ариарата VI Эпифана Филопатора. Он унаследовал престол своего отца, царя Ариарата V, погибшего в сражении с войсками Аристоника Пергамского.
После смерти царя Каппадокии претендентов на трон было много, но в жестокой междоусобной схватке неожиданно для многих победил не отличающийся особыми личными качествами Ариарат Эпифан, заручившийся мощной поддержкой царя Понта Митридата V Евергета, который отдал ему в жены свою дочь, тогда четырнадцатилетнюю Лаодику-старшую. С той поры Каппадокия стала едва не эпархией Понтийского государства. Форос с ее подданных собирал стратег Понта, и большая часть его шла в синопскую казну и на нужды сильных гарнизонов понтийских гоплитов, стоящих почти во всех главных крепостях и городах Каппадокии.
Потому приезд каппадокийских послов не был событием, ради которого стоило устраивать торжества. Но царица Лаодика не упускала ни единой возможности покрасоваться на троне в своих лучших одеждах, чтобы лишний раз услышать хор придворных льстецов и поэтов, восхваляющих ее женские прелести и царские доблести…
– …Выпей вина, мой друг, и ты забудешь о своих печалях. Поверь, божественный дар Диониса не менее ценен, нежели получаемый смертным от всех девяти муз[150], прекрасных спутниц Аполлона[151]. Знаешь, я иногда преклоняюсь перед римлянами хотя бы за то, что они довольно точно определили некие общечеловеческие постулаты. Выпей, Мирин.
– Истина в вине… – поэт Мирин с иронией посмотрел на изрядно подвыпившего грамматика Тираниона, рано облысевшего, подвижного толстяка. – Чревоугодие и пьянство римских патрициев ты возводишь в ранг достоинств рода человеческого.
– Ах, тебе не нравится чревоугодие! Нет-нет, я не возмущен. Просто мне выпала изумительная возможность доказать, что ты не прав.
– Попробуй.
– Чего проще! – Тиранион с сожалением бросил обглоданную кость комнатной собачке, крутившейся у них под ногами.
(С некоторых пор среди понтийской знати пошла мода на этих гладкошерстных, пучеглазых существ с кривыми ногами, совершено бесполезных с точки зрения здравого смысла. Для охоты они не годились, как сторожевые или боевые псы – тоже. При всей своей бесполезности стоили они баснословно дорого – их привозили купцы из Египта).
– Представь себе на миг, мой дорогой Мирин, что ты… ну, например, вольноотпущенник. Не знатный и полноправный гражданин Синопы, у которого есть неплохой дом и небольшой, но приносящий вполне приличный доход хорион, а человек без роду-племени, без крова над головой и с пустым желудком. Помощи ждать неоткуда, на подаяния надежд мало, за работу портовым грузчиком можешь получить два-три обола в день, и то, если повезет – не так часто приходят в гавань купеческие караваны. Но ты – поэт! Твоя муза денно и нощно шепчет любовно: «Бери стилос, пиши, и благодарные потомки восславят имя твое». А в это время голос чрева назойливо напоминает: «Хозяин, ты голоден и давно забыл вкус мяса, а вчерашняя черствая лепешка только возмутила мое спокойствие…»И неожиданно тебя осеняет, что возвышенность духа нуждается в довольно весомом подкреплении… ну, хотя бы, в виде жаркого с ароматной подливой. И что только их союз способен заставить стилос воспроизвести твои великие творения на куске вычиненной телячьей кожи, кстати, тоже не валяющейся на улицах, – Тиранион с хитринкой подмигнул поэту. – Убедил?
38 
