78 
Василий сбегал к колодцу и притащил к позорному столбу полную бадейку. Казак пил так долго, что Железняк испугался, как бы он не лопнул. Оторвавшись от бадейки, казак сказал:
– Хух! Как на свет народился. Вылей остаток мне на голову…
Холодная вода освежила и взбодрила казака. Его глаза прояснились, очистились от мути, и стали жгуче-черными. Василий даже вздрогнул, когда встретился с ним взглядом.
– Что-то я не припоминаю тебя… – сказал казак.
– Нас только сегодня приняли в Пластуновский курень.
– К Ивану Гусаку? Это человек… Не то что наш кошевой, Кость Гордиенко… чтоб его в пекле черти цепами молотили, как ржаной сноп! – выругался казак. – Загнал нас к басурманам и держит тут всех, как Рябка, на привязи. Ничего не моги – ни татар пощипать, ни польской шляхте кровь пустить. Казаки мы или нет?!
Василий промолчал – вопрос был чисто риторическим. Казак зло сплюнул, а затем вдруг спросил:
– А кого это – «нас»? Я так понял, что, кроме тебя, к пластунам еще кто-то прибился. Я правильно разумею?
– Да. Кроме меня и Мусия Гамалеи…
– Стоп! – страшным голосом вскричал казак. – Повтори, что ты сказал! Мусий Гамалея в Сечи?!
– В Сечи. Сегодня прибыли…
– Так что ж ты раньше ничего не говорил?! Ступай к Мусию и скажи, что его кличет Иван Дзюба. Поспешай, казак, поспешай!
Василий повиновался. Огромное волнение приговоренного к позорной казни передалось и ему.
При упоминании имени Дзюбы старый характерник удивленно поднял седые брови и обернулся к куренному атаману. Иван Гусак допил чарку, вытер обшлагом кунтуша усы и ответил на безмолвный вопрос Гамалеи:
– Чтоб этому Дзюбе лошадиным копытом под ребро! Подставил Сечь, сучий сын, перед татарами. У басурман сейчас замирение с царем Петром, а Дзюба подался в гайдамаки. Собрал людишек, пятнадцать человек, – шляхтичей, донских казаков, крестьян, молдаван, даже двух крещеных евреев – и ну разбойничать на Киевщине и Брацлавщине. Кордон они перешли под предлогом поступления на польскую службу – шляхтичи играли роль вербовщиков. Много купеческих обозов ограбили. Хороший куш взяли. Дзюба сам рассказывал, что однажды на долю каждого пришлось по 450 злотых. Ого!
– Эка важность – гайдамаки… – Мусий облегченно вздохнул. – Всего-то пощипали богатеев… Я, грешным делом, подумал, что Иван проворовался, а это на него совсем не похоже.
– Такие дела нынче хуже воровства! – разгорячился куренной атаман. – Мы в Олешках и так на птичьих правах, татары помыкают нами, как хотят. А тут еще русские взбеленились, бумагу татарскому хану на Дзюбу прислали. Пришлось хану своего калгу-султана посылать к нам, чтобы он разобрался с этим делом. Калга хотел Дзюбу вообще на кол посадить, но я вступился. Негоже заслуженного казака предавать казни, которую выдумала польская шляхта. Да и казаки начали роптать.
– Откуда русским стало известно? Дзюбу ведь не поймали, как я понимаю.
– Другие попались. Нагулявшись вволю – пять лет разбойничали, гайдамаки разбрелись по селам, где и затаились; все переженились, хозяйство доброе на свою долю из общего дувана[102] завели. Зажиточными стали. А шляхтича Михайлу Янковского и его пахолка Илька Ледовского дернул нечистый заглянуть в Немиров. Решили в корчме пображничать – золотых-то полные пояса[103]. Там их и повязали. Узнал кто-то. Вот они на допросе все и выложили. Пришлось нам брать Дзюбу под стражу, когда он появился в Коше, а затем судить. Гордиенко настоял.
– И что, никого не нашлось, кто бы внес за Ивана выкуп? – спросил Мусий.
– Никого. Зажиточные казаки все разбрелись по хуторам; мы собираем их лишь при большой надобности – когда хан набирает казачье войско для похода вместе с его ордой. А в Сечи осталась одна сирома.[104] Что было, то пропили, а на те копейки, что остались, можно купить вскладчину разве что бочонок бузиновки и десяток калачей на закуску.
– Сколько стоит свобода Дзюбы? – спросил Мусий.
– Калга много запросил… – Куренной атаман смущенно прокашлялся. – Пятьдесят золотых… Мы, конечно, торговались, цену сбили, но и эта для нас неподъемная.
Мусий понял причину его смущения. Ивану Гусаку было стыдно, что басурмане помыкают вольными казаками как быдлом.
Гамалея решительно поднялся.
– Я плачу выкуп за Дзюбу! – сказал он громко, чтобы услышали все казаки Пластуновского куреня, которые уже были на изрядном подпитии.
Он достал из пояса кошелек, отсчитал пятьдесят золотых и бросил их на стол. Поступок Мусия сечевики встретили одобрительными криками.
102
Дуван – у казаков и вольницы сходка для дележа добычи, сама добыча или доля добычи при дележе.
103
Широкий длинный пояс из материи (чаще всего из персидского шелка) был обязательной деталью костюма как высшего казачества Украины, так и польского панства в XVII—XVIII веков. В пояса (в основном они были красного, фиолетового, сиреневого цвета) запорожские казаки вкладывали деньги, письма, огниво, нюхательные рожки с табаком и прочие мелкие вещи. Наиболее распространенными среди запорожских казаков были турецкие и персидские пояса, которые привозили армянские купцы. Что касается кожаных поясов, украшенных металлическими накладками, то их длина позволяла лишь обернуть стан.
104
Сирома – бедняки (запорож.).
78 
