... 
53 
Француженка подняла глаза, и их взгляды встретились. В ее улыбке не было презрения или насмешки, лишь осознание какой-то общности. Тереза сделала изящный жест своим пышным веером, что можно было трактовать и как приветствие, и как вызов.
Николас тоже смотрел на свою любовницу, но лицо его оставалось совершенно непроницаемым.
Начался спектакль, и Элинор перевела взгляд на сцену.
Остальные мероприятия, которые Элинор посетила вместе с мужем, прошли без потрясений, поскольку они больше не встречали мадам Беллэр, а Николас на публике вел себя как заботливый и любящий супруг. Элинор собирала редкие знаки его любви и внимания, как попрошайка, изголодавшийся и пристыженный, подбирает крошки с чужого стола.
Двадцать второго июня они вместе были на балу в Олмаке, когда русский царь настоял на вальсе. Патронесса вечера не могла воспротивиться желанию столь высокой персоны, и вскоре все закружились по залу.
— А мы что, хуже других? — Маркиз Арден подал руку Элинор.
— Возможно, вам это покажется смешным, — она пожала плечами, — но я не умею. Николас встал между ними.
— Скандально это или смешно, — сухо сказал он, — но рядом с вами мое место, Элинор. Потанцуйте со мной. Доверьтесь мне.
Шумная толпа, казалось, исчезла, остался только один Николас. Элинор позволила мужу вести ее.
— Под вашу ответственность, — мягко сказала она.
— Не беспокойтесь… Расслабьтесь и двигайтесь, как я.
Элинор последовала его совету и поплыла в танце. Ах, если бы жизнь была так же проста, как вальс, думала она.
Николас и перед слугами изображал влюбленного мужа, но Элинор казалось, что будь их брак настоящим, его нежность не была бы столь формальной. Он засыпал ее подарками, но никогда не вручал их лично — она находила подарки на своем туалетном столике. Может быть, он хотел избежать ее благодарности? Элинор терялась в догадках.
Порой у нее появлялся соблазн отвергнуть его дары, но она смиряла гордыню и продолжала вести себя так, как будто была всем довольна. В конце концов, ее муж не нарушил ни одного пункта договора, заключенного между ними. Ей даже часто хотелось, чтобы он и впредь не выводил их отношения из той тихой гавани, в которой она уже чувствовала себя уютно и спокойно.
Иногда она выходила в свет, окруженная целой свитой красивых молодых людей. Не одна бровь изумленно приподнималась, но, словно подтверждая ожидания Николаса, Элинор своим безупречным поведением и здравомыслием умела противостоять излишнему любопытству окружающих.
Лорд Мидлторп и маркиз Арден чаще других составляли ей компанию. Лорд быстро стал ей другом, а маркиз — она должна была это признать — объектом кокетства. Он был столь изящен и красив, что любой женщине пришлось бы обратиться в холодный камень, чтобы воспротивиться его обаянию.
Сначала Элинор с некоторой застенчивостью воспринимала его довольно рискованные замечания, но потом привыкла и даже извлекала из них нечто полезное для себя. Это было похоже на уроки нового и приятного мастерства. К тому времени, когда в начале июля они встретились на балу у его матушки, Элинор уже вполне владела этим искусством.
Маркиз улыбнулся, глядя на ее сапфировое атласное платье со шлейфом из серебряных кружев.
— Ах, эта мадам Огюстин, — вздохнул он.
Элинор легонько стукнула его серебряным веером, подаренным Николасом.
— Вы хотите сказать, Люсьен, что своим очарованием я обязана исключительно модистке?
Он поймал ее веер и распахнул его, прикрыв лицо, как робкая девица. Его длинные ресницы затрепетали.
— Неужели я своим обаянием обязан портному? — передразнил он.
Элинор отобрала у него веер.
— Ваш портной должен уплатить штраф каждой чувствительной женщине в Лондоне за растревоженные нервы.
Маркиз напустил на себя обиженный вид.
— Так вы думаете, что я — плод фантазии моего портного?
Он подхватил ее под руку и увлек из бального зала. Лишенная возможности сопротивляться или закричать, Элинор не противилась.
— Люсьен! Я должна беречь свое доброе имя.
— Я тоже, — с улыбкой отозвался он.
Сделав бесплодную попытку открыть дверь, Элинор прислонилась к стене, прикрыв лицо руками. Она подглядывала сквозь пальцы, зная, что Люсьен это видит.
— Если вы сможете мгновенно снять и надеть все это великолепие, мне нечего сказать, — произнесла она. — Камзол сидит на вас как вторая кожа.
53 
